А вот Хансо-ран всегда знал, когда ко мне приходят кошмары. Сначала подозрения пали на Линен, но ёнмиран сам проговорился:
— У тебя глаза блестят по-другому. Обычно там солнечные зайчики живут, а после тяжелых ночей — они словно омуты с черной водой. Страшно.
— Боишься?
Он всегда сводил на шутку, но мне становилось легче. Тем более, что дни тоже выдались тяжелыми — стычки на границе участились.
— Крестьяне убрали урожай. Кочевники не возделывают землю, а зерно им необходимо. Так что, пока снег не скроет степь, они будут нападать. Зимой отдохнем.
Я сама выходила в патруль. Ежедневно садилась в седло, высвистывала Дашу. Нюту брала только потому, что не желала оставлять собаку без присмотра. Но и её навыки пригодились — утки нагуляли жир, и их били в больших количествах, делая запасы на зиму. Собака честно вытаскивала на берег всю добычу, вызывая восторги стрелков.
Степь уже пожелтела. Даша мирно бежала рядом с лошадью, иногда отвлекаясь на запахи. Я не препятствовала — далеко не уйдет, а находиться все время в напряжении не хорошо.
Странный, заполошный лай всполошил патруль. Я сама ни разу не слышала такого, поэтому не думая развернула коня с тропинки. Мы врубились в высокую траву, которая могла укрыть целый отряд вражеских лазутчиков. Но никого не нашли. Даша стояла возле маленькой лежки и лай прерывался рычанием. С оскаленной морды падала не слюна — пена.
Я обхватила её за шею руками. Горло вибрировало под ладонями, Даша захлебывалась, хрипела… и не могла сказать причину. Нюта топталась рядом, и вздыбленная холка лабрадора вызывала страх не меньший, чем рычание ротвейлера.
— Тише, тише… Что такое? Что за зверь тут лежал? — обернулась к спутникам. Паника собак передалась и мне, казалось, что происходит что-то ужасное.
Один из патрульных, воин, много лет прослуживший на границе, уже обследовал окрестности. В примятой траве запутался клочок шерсти.
— Что это за зверь?
— Барсук. — он поднес шерсть к носу, вдохнул запах. И посерьезнел, — Возвращаемся! Немедленно!
С места в галоп, и только пыль взметнулась над дорогой. Конь плясал, рвался следом, ронял клочья пены на грудь и ноги. От натянутого повода заболели руки.
Вернулся один из всадников:
— Поторопитесь!
— Собаки не успеют! Езжайте, я догоню!
До крепости несколько километров, и гнать собак на пределе я не собиралась. Пустила коня размашистой рысью.
Солнце уже не жарило, но заливало все вокруг золотистым светом. Порыжелая трава клонилась под ласковой ладошкой прохладного ветерка, и только рычание Даши время от времени нарушало идиллию. Пока не примчался Хансо-ран.
— Ты в порядке?
Он даже не соскочил с лошади, просто одним движением перетащил меня к себе на седло. И крепко обхватил рукой:
— Не дергайся, а то оба упадем.
— Да что случилось?
От прикосновений, больше похожих на объятия, сердце заплясало тарантеллу, норовя выскочить через горло. И к этому примешивался страх — что же такого случилось, что ёнмиран лично примчался, обогнав своих людей?
— Твоя собака наткнулась на лежку оборотня. А эти… — Хансо-ран вовремя вспомнил о приличиях, — недоумки… Они оставили тебя одну! Почему здесь нет никого из твоих людей?
— Они все заняты. А солдат вокруг и так хватает… — и тут до меня дошло, — Погоди… какого оборотня? Того барсука, что ли?
— Его. Ты никого странного не встретила, пока одна была? Надо усилить охрану…
— Ох, — я не знала, смеяться сейчас, или дождаться, пока останусь одна, — да какие оборотни! Хансо-ран, все хорошо. И ты можешь меня отпустить, я сама поеду.
Он сделал вид, что не услышал, только рука напряглась, прижимая меня еще крепче. И даже проезжая в ворота крепости, не выпустил из объятий. И только во дворе позволил спешиться.
— Отныне ты никуда не выезжаешь одна! Я поговорю с генералом, в конце-концов, Его Величество велел ему заботиться о твоей безопасности.
— У генерала нет сейчас лишних людей! Нападения…
— Есть я. И мои люди. Пойдем, провожу.
Почему-то стало жарко. Хансо-ран сильно изменился за последнее время. Да и я уже не была прежней. И, идя за ним к дому, поймала себя на мысли, что ради него стоит остаться в этом мире. Другое дело, а нужно ли это самому ёнмирану?
А он сдал меня с рук на руки встревоженной Линен и просто ушел.
— Ох, госпожа, как мы тут перепугались! Патруль примчался с докладом, что недалеко от крепости оборотня видели, а вас с ними и нет! Я думала, Хансо-ран солдат прямо там порешит. Вскочил на коня, и только его и видели! А уж генерал!
— А что — генерал?
— Так велел всех под стражу взять! Мол, как они могли Мастера над собаками одну оставить! Небось, уже и наказание им назначил!
Этого еще не хватало! В этом мире наказания поражали своей жестокостью, зачастую чрезмерной. И существовал риск, что некоторые из провинившихся его не переживут. Иметь на совести еще и их смерти не хотелось.
— Вы куда, госпожа?
Я переодевалась. Впервые за много недель влезла в женскую одежду, порадовавшись её крою — разницу в пару размеров хорошо скрывал широкий пояс. То, что я похудела, мелькнуло где-то по краю сознания, не оставив никаких эмоций.
Успела я вовремя.
Провинившихся, одетых только в отбеленное нижнее белье, разложили на специальных скамейках. Тугие петли прижимали тела, не позволяя двинуться. И палачи из Ведомства Наказаний уже занесли палки над голыми спинами. Генерал лично наблюдал за экзекуцией.
Возмущаться, кричать, закатывать истерику с требованием прекратить означало уронить достоинство главнокомандующего в глазах подчиненных. А вот просьбу отложить наказание он встретил благосклонно. И согласился выслушать новую версию происшествия.
Меня потряхивало — генерал до сих пор внушал страх. Серьезный, даже грубоватый мужчина, для которого не существовало ничего кроме приказа его Императора и чести. А кроме того, злость на самих солдат тоже еще не прошла. Как ни крути, а меня бросили одну, умчавшись при первых признаках опасности.
Это и объяснил генерал в ответ на робкие просьбы помиловать несчастных:
— Вам их жалко? А остальных? Думаете, Его Величество пощадит нас, если с его Мастером над собаками что-то случиться?
Пришлось согласиться. Но в честь того, что я осталась невредимой, количество ударов уменьшили, и у провинившихся появился шанс выжить.
— Вам тоже наука, госпожа, — шепнул мне генерал, когда уносили избитых, — ваши действия отражаются на подчиненных.
Они не подчинялись мне, его солдаты. Но я запомнила.
А ближе к осени в ворота вошел караван.
