А Туанхо уже показывал мне на единственную улицу, ведущую вглубь деревни. Пришлось идти следом, удаляясь от Ёншина, который худо-бедно решал мои мелкие проблемы и не давал особо издеваться. Зато теперь получилось спокойно осмотреться.
Дома здесь, в большинстве своем, дворов не имели. Невысокие глинобитные строения, крытые соломенными снопами. Кое-где виднелась тесовая черепица, но такие дома уже прятались за оградой, сложенной из скрепленных глиной камней.
Почти у каждого входа стоял невысокий помост, вроде того, на котором завтракали мужчины в степном доме. На некоторых лежали какие-то вещи, но в основном — корзины с травами и овощи, словно женщины только что бросили готовить. Похоже, так и было, приезд Ёншина вызвал ажиотаж.
За домами виднелись еще строения. От жилых их отличала форма — длинные, приземистые, с дверьми из неструганных досок. Туанхо открыл одну и жестом велел мне зайти. Вместе с собаками. Сопротивляться смысла не было, и я послушно уселась на рассыпанную по полу солому. Заскрипели не смазанные петли, и мы с собаками остались одни.
Света в этот раз оказалось достаточно, чтобы осмотреться. Он проникал в щели, плотник явно ленился, когда навешивал дверь.
Крохотное, примерно два на два метра пустое помещение. Глина на стенах кое-где отвалилась, открывая сплетенный из прутьев остов. В качестве украшений в сарае висели гирлянды из соломенных корзин, конусовидных шляп и чего-то, похожего на дырявые лапти. Материал в избытке валялся на полу, так что сидеть оказалось очень колко. Я сгребла соломинки в сторону, освобождая себе место, и задумалась.
Увиденное мало напоминало сектантскую деревню. Слишком естественно они себя вели, хотя кто их, азиатов, поймет. Но выводы все равно напрашивались ужасающие. Судя по всему, я стала героиней фэнтезийной книги. Бред, но… это объяснение казалось единственно реальным. Кошмар! Я — попаданка!
Все же верить в собственное безумие не хотелось. Я еще раз ущипнула себя. Болью отозвалась не только рука, но и ушибленный бок. Сказки-сказками, а реальность не лучше: я непонятно где, непонятно с кем, и что со мной будет — тоже непонятно. Ясно только одно: придется нелегко. Но я обязана выжить любой ценой и вернуться домой. Вместе со своими собаками, разумеется. Оставлять хоть одну из них в этом мире я не желала.
Кто-то встал за дверью, перекрывая садящемуся солнцу доступ в сарай. Я повернула голову, вглядываясь. Тень с визгом и смехом кинулась прочь.
Дети. Любопытство у них идет в одном ряду с безбашенностью. Я — чужая в их мире, а значит, интересна. Уверена, взрослые строго-настрого запретили им приближаться к сараю. Но жить по указке, это же так скучно! В памяти тут же всплыли собственные проказы. О многих родители так и не узнали. А теперь не узнают никогда, даже если выберусь. И маму, и отца унесла три года назад авария — пьяный водитель влетел в автобусную остановку. Тяжко мне тогда пришлось… Гораздо труднее, чем сейчас.
Мысль о том, что хуже уже не будет, придала сил. И, дождавшись, когда к двери снова подойдут любопытные, я направилась прямо к ним.
Застонал засов. На пороге стоял Туанхо.
Жест, приказывающий выходить, понятен и без переводчика. Я скомандовала собакам «рядом» и шагнула наружу.
Возле сарая собралась небольшая толпа. Почти такая же, что встречала нас по приезду. Женщины, мужчины и дети разглядывали меня без стеснения, тыкая пальцами и громко переговариваясь. Особого внимания удостоились собаки. Они словно прилипли к моей левой ноге, Нюта — ближе, Даша — чуть дальше. Как и положено по нормативу.
Туанхо что-то недовольно сказал любопытным. Те нехотя стали расходиться. Осталось лишь несколько мужчин, да вездесущие дети. На них мой охранник не обратил никакого внимания.
Место, куда он меня привел, с натяжкой можно было назвать «общей кухней на открытом воздухе». Под навесом стояли грубо сколоченные столы с посудой, чуть поодаль — уже знакомые мне помосты. На них, на циновках, лежали овощи, зерно и птичьи тушки. Я узнала курицу и утку. Происхождение остальных кусков мяса осталось мне неизвестным.
Чуть в стороне дымилась глинобитная печь с вмурованным казаном. Женщины время от времени помешивали варево, кидая на меня недовольные взгляды. Их смущали собаки.
Девчонки вели себя прилично. Только носы раздувались от вкусных запахов. Но позволить себе стащить хоть кусочек не могла ни одна. Только слюни пускали. Я их понимала — сегодня собаки обошлись без еды, только немного помышковали во время дневной остановки.
Туанхо переводил взгляд с Нюты на Дашу и обратно. Удивленно покачал головой, потом хмыкнул. И что-то велел одной из женщин. Судя по тому, с каким уважением поглядывали на неё остальные, она здесь всем и заправляла.
Недовольно бурча, она принесла две щербатые плошки. И махнула рукой на котел.
Туанхо ободряюще улыбнулся. Женщина, следящая за ужином, протянула мне ложку.
Суп. Острый, как свежезаточенный охотничий нож! Слезы брызнули из глаз, мешая видеть. За спиной раздался дружный хохот. Но, едва я проморгалась, мне поднесли новую порцию угощения.
Каша. Только вместо риса какое-то другое зерно. Я посмотрела на девчонок и попробовала. Слегка соленая, но без специй. Я съела и оглянулась на Туанхо, не понимая смысла всей этой дегустации. А он указал сначала на ложку, потом на собак. Неужели запомнил, как я выбросила объедки?
Выбирать не приходилось, но сажать хищников на зерновой рацион нельзя. День-два еще куда ни шло, но кто знает, насколько все затянется? И я ткнула пальцем сначала в Нюту, потом в Дашу… и указала на кусок мяса.
Женщины возмущенно загалдели. А Туанхо просто покачал головой и снова указал на кашу. Пришлось смириться. Правда, я не знала, как она усвоится. Не рис и не гречка все же. К счастью, к каше добавили чуточку какого-то растительного масла, и собаки, наконец, смогли хоть так, но поесть. А у меня появилась новая головная боль: если им станет плохо, а нас снова запрут в сарае, что мне делать?
Накормили собак, накормили и меня. Правда, в миске, кроме каши, оказалось еще несколько салатов из маринованных овощей и зелень. Девушка, которая принесла еду, покрутила рукой, советуя все перемешать, но устраивать в тарелке кишмиш желания не возникло.
Полная тарелка относительно вкусной, хотя и непривычной еды, вдоволь воды… Что еще нужно было для счастья? Разве что, возвращения домой. Но этого мне никто не предлагал.
В этот раз дверь сарая запирать не стали и отдали всю ту же овчину, с которой я сроднилась за время путешествия. Она пахла дымом и конским потом, но вонь московского метро в летние часы пик куда ядрёней. Соломы хватило, чтобы устроить из неё удобное ложе — от колких стеблей теперь защищала шкура. Устроившись поудобнее я спокойно улеглась под охраной Даши. Нюта служила грелкой, ночи здесь стояли прохладные, а овчины не хватало, чтобы завернуться целиком.
Разбудило меня рычание. Даша щерилась, глядя на мелькающие за дверью тени.
