Du hast подходит к концу, и мне снова надо бежать переодеваться. Я незаметно ухожу со сцены и мчусь вниз по лестнице. При этом стягиваю с себя куртку. Внизу рядом с лестницей уже стоят болотные сапоги. Возможно, они называются рыболовными. Потому что рыбаки в них часами могут стоять по колено в воде. Эти сапоги бывают только зеленого цвета, но у нас они опрысканы черной краской. Из них в нос бьет гадкий запах, который все-таки хорош тем, что настраивает меня нужным образом. На сцене будет нелегко… Потом я быстро разбираюсь с другим инвентарем. Во-первых, беру в рот резиновый шарик и при этом надеюсь, что Том его продезинфицировал. Да-да, шарик – в рот! Мне приходилось делать это сотни раз. Он нормальный на вкус. Как обычная резина. Во-вторых, надеваю собачий ошейник и пристегиваю к нему поводок. Всё!
Вот так, в болотных сапогах, в ошейнике и с резиной во рту поднимаюсь на сцену. Уже звучит первый куплет следующей песни. Я спотыкаюсь и падаю на четвереньки. Тилль бросается ко мне, хватает за поводок и тащит на середину сцены. При этом он делает еще два дела – поет и пинает меня ногами. Зрители ликующе свистят. Незадолго до первого припева Тилль энергично подтаскивает меня к органу и жестами приказывает играть. Я послушно встаю на колени и, уткнувшись носом в клавиатуру, аккомпанирую ему. Во втором куплете он тащит меня вперед. На этот раз уже не отпускает и, не переставая петь, одной рукой расстегивает штаны и достает оттуда гигантский член. Он, конечно, искусственный, фаллоимитатор, но выглядит как настоящий. Я пытаюсь отползти от Тилля. Но он крепко держит меня за поводок. В этот момент я почему-то думаю о том, что перед концертом наш солист всегда долго возится с этим членом в костюмерной. Силиконовый «шланг» нелегко разместить в штанине… Тилль ревет благим матом и вдруг испускает на меня из фаллоимитатора струю белой жидкости. Он непрерывно «эякулирует» в течение двух минут. Наверное, я сейчас открою секрет, но ладно уж… Все это время Том стоит под сценой с насосом и из какого-то сосуда подает в «шланг» Тилля специально подготовленную жидкость. Мы долго экспериментировали, пока она не стала выглядеть как эякулят. Сначала использовали молоко. Но проблема в том, что оно очень быстро скисает. Невозможно представить, как отвратительно может пахнуть прокисшее молоко! Вероятно, потому, что в нем образуется пресловутая масляная кислота. Как известно, она имеет резкий запах прогорклого масла. Мы, конечно, следили за тем, чтобы наш «эякулят» не прокисал и не шокировал этим зрителей из первых рядов. Но однажды все-таки допустили оплошность. А дело было так.
Когда мы несколько дней провели в Америке, на фестивале в Лос-Анджелесе, нас пригласили сняться в голливудском фильме – сыграть в сцене декадентской вечеринки песню Bück dich («Нагнись», нем.). Мы согласились. Кстати, после съемок этот фильм не пошел в прокат и никогда показан не будет. Непостижимо, но некоторые кинокартины с немалым бюджетом снимаются напрасно. Тогда мы еще не знали этого.
В день съемок мы в полном составе были на месте вовремя. Том лихорадочно возился с барахлящим насосом для фаллоимитатора. Вокруг нас постепенно собирались красивые люди в шикарных одеждах— актеры, готовые играть гостей на вечеринке. Их было очень много, потому что, согласно сценарию, хозяева мероприятия пригласили большое количество друзей. Я тогда подумал, что здесь, наверное, немало звезд. Но узнал только Майкла Кейна
[101]. Потом все мы несколько раз отрепетировали сцену, правда, без использования фаллоимитатора. Все шло очень хорошо. Началась съемка. Мы стали играть, и во втором припеве, как планировалось, Тилль достал «шланг». Когда он стал опрыскивать меня, пошла такая вонь, что я еле сдержал рвотные позывы. Тилль почему-то ничего не ощущал. Поэтому развернулся и навел струю на актеров. Они, конечно, были профессионалами и, облитые протухшим молоком, доиграли сцену до конца как надо. Но потом начались безумные крики. Самое плохое заключалось в том, что все актерские наряды теперь испускали отвратительный запах, а съемки должны были продолжаться до конца дня! Режиссер и съемочная группа набросились на нас с упреками. Но что мы могли поделать? В Лос-Анджелесе стояла жара, вот молочко ее и не выдержало… Кстати, Том, ведя перебранку с режиссером, нагло твердил: молоко абсолютно свежее и пахнет чудесно!
С тех пор мы всегда цитируем его слова «Молоко абсолютно свежее!», когда надо высказаться в том смысле, что факты – упрямая вещь. Уже более 15 лет мы периодически задаем Тому вопрос, действительно ли свежим было молоко, и он еще ни разу не сдал свои позиции! Конечно, он смеется при этом… Во всяком случае, мы после того происшествия стали думать об альтернативе молоку в качестве «эякулята» и выбрали перно. Это некое подобие абсента, похожее на молоко, смешанное с водой. После падения Берлинской стены мы, как идиоты, пили его литрами в открывшихся новых кафе. Мы стремились попробовать тогда все напитки, которые только знали из фильмов и книг. Конечно, не все нравились нам на вкус, особенно гадкой показалась текила – как моча божьей коровки! В общем, перно для сцены нам подошел: он пах гораздо приятнее, чем скисшее молоко. Наши фанаты ближе к финалу всегда начинают толпиться у края сцены, чтобы сделать глоток из «шланга» Тилля. Мне тоже нравится перно. Этот абсент хоть и жгучий, но действует на меня самым благотворным образом, поэтому я с удовольствием его покупаю.
На наших концертах Тилль, естественно, лишь имитирует половой акт. Но в Вустере
[102] полицейским достаточно было лишь намека на порнографию на сцене или показа половых органов, независимо от того, настоящие они или нет. Стражи порядка решили арестовать нас. Когда я собрался принять душ после выступления, полицейские уже стояли в костюмерной. Я подумал: это фанаты. Нарядились в форменную одежду, решили таким забавным способом приветствовать нас с Тиллем! Но все быстро прояснилось. Полицейские пришли, чтобы немедленно забрать нас с собой. Я попросил разрешения хотя бы смыть грим. Не идти же мне в тюрьму в таком виде! Полицейские перестали кричать и встали прямо перед душем, чтобы я не сбежал. Куда я мог побежать в Вустере, в штате Массачусетс?! Я находил все это страшно интересным! Даже когда они надели на нас наручники. Все было, как в кино! Я был рад, что Тилль арестован вместе со мной. Но радовался бы больше, если бы наш тур-менеджер отправился вслед за нами и вытащил нас, поскольку мы собирались участвовать еще в after-show («постшоу», англ.) вечеринке.
Вместо этого мы бесконечно долго ожидали вызова в клетке для арестованных. Полицейские не торопились. К нам в камеру постоянно прибывали новые люди. Похоже, все, кто был задержан в Вустере в пятницу вечером, собрались здесь. Один из задержанных истекал кровью. Становилось тесновато. Наконец начался допрос. Неспешный служитель порядка медленно выпускал пленников из клетки по одному. Во время допросов здесь было принято приковывать подозреваемых наручниками к письменному столу. Для нас не сделали исключения. Я заметил, что стол в том месте, где должны лежать руки заключенных, изрядно потерт. Капитан, допрашивавший нас, был дружелюбен и перебрал все немецкие слова, которые знал: «ливер», «пиво», «Фольксваген» и «Беккенбауэр». Он записал наши имена и еще долго пустословил. Я мало что понимал. Потом он вписал в конец столбца на меловой доске мое имя под номером 10. Когда я сдал ботинки и очки и меня попросили следовать за здоровенным полицейским, стало ясно, что 10 – это номер моей камеры.
