Я остановил джип на стоянке, высунулся в окно и крикнул: «Эй!»
Из-за угла дома вышел, хмурясь, юнец с не по росту длинными руками и ногами. Одежду его составляли тренировочные штаны, футболку и невысокие сапоги – стандартный наряд оборотня на боевом дежурстве, такой легко сбросить. Он отбросил с глаз копну черных волос и прислонился к двери джипа.
— Привет, Гарри.
— Привет, Кирби, — откликнулся я. – Это мой друг. Баттерс.
Кирби кивнул Баттерсу и снова повернулся ко мне.
— Ты что, заметил меня?
— Нет, но Билли всегда оставляет кого-нибудь дежурить, когда пахнет жареным.
Кирби с серьезным видом кивнул еще раз.
— Чего ты хотел?
— Разберись с этой зверюгой, — я похлопал по рулю. – Она на меня плохо реагирует.
— Угу. Билли с Джорджией наверху.
Я выбрался из машины, и Баттерс последовал моему примеру.
— Спасибо, дружище.
— Угу, — повторил Кирби. Он сел за руль и нахмурился, потом огляделся по сторонам, проверяя двери.
— У вас неплотно закрыта дверь, — сообщил голос из приборной панели.
— Она никак не хочет заткнуться, — объяснил я.
— Соскучилась, наверное, — безмятежно произнес Баттерс. – С кем еще поговорить?
Кирби с сомнением покосился на него. Я ухватил Баттерса за плечо и затащил его в дом.
Билли отворил дверь, не успели мы подойти к ней, и вопросительно посмотрел на нас. Потом шагнул в сторону, пропуская нас в квартиру, и посмотрел на всякий случай вверх и вниз по лестнице.
— Привет, Гарри.
Квартира представляла собой типичное университетское жилье: маленькая, с парой спален, почти голыми стенами, недорогой мебелью, которую легко перевозить с места на место, и дорогой электроникой. Джорджия сидела на диване и читала медицинский учебник из огромной стопки. Я вошел и представил всех друг другу.
— Мне нужен компьютер, — заявил я Билли.
Он удивленно выгнул бровь.
Я махнул рукой своему спутнику.
— Объясните ему, Баттерс.
Баттерс достал из кармана флэшку и показал Билли.
— Что угодно с USB-портом.
Джорджия нахмурилась.
— Что на ней? – спросила она.
— Не знаю, — ответил я. – Но мне нужно знать.
Она кивнула.
— Лучше откройте ее на одном из дальних отсюда, Уилл. Чем дальше от Гарри, тем лучше.
— Вот так ко мне здесь относятся, — вздохнул я и ткнул пальцем в журнальный столик у двери. – Можно я сделаю несколько звонков, пока вы будете разбираться?
— Легко, — Билли повернулся в Баттерсу. – Нам сюда.
Они скрылись в одной из спален. Джорджия вернулась к своей книге. Я поднял телефонную трубку.
Я выслушал с дюжину гудков, прежде чем трубку у меня дома сняли, и сонный голос Томаса спросил: «Чего?»
— Это я, — сказал я. – У тебя все в порядке?
— У меня все было в порядке. Я спал. А тупица Мыш разбудил меня и потащил к телефону.
— Никаких гостей? Или звонков?
— Нет по обоим пунктам, — отозвался он.
— Тогда спи дальше, — сказал я.
Он возмущенно засопел и повесил трубку.
Затем я набрал номер моего автоответчика. Вообще-то я с опаской отношусь к записанным голосовым сообщениям. С точки зрения логики, мои напряженные отношения с техникой вряд ли распространяются по проводам, но я все равно им не доверяю. Я бы предпочел иметь дело с живым человеком, записывающим для меня сообщения, но личные секретари обходятся в наше время слишком дорого, а автомат делает все практически бесплатно. Я понажимал кнопки и ухитрился пройти меню с самого начала до конца не больше двух раз, прежде чем соединился с нужным номером.
Биииииииип. Гарри, это Мёрфи. Мы добрались нормально, и с гостиницей все в порядке, так что можешь звонить мне по тем номерам, что я тебе дала. Я перезвоню через пару… — голос ее сменился вдруг пронзительным визгом. – А ну прекрати! – заявила она кому-то, скорее весело, чем сердито. – Я по телефону разговариваю. Через пару дней, Гарри. Спасибо за уход за моими цветами на трусах… на окне. Я сказала, на окне, Гарри!. Бииииииииип.
Интересно, подумал я, с чего это Мёрфи вдруг завизжала, а потом еще и оговорилась в лучших традициях дедушки Фрейда. Интересно также и то, почему она надиктовала мне сообщение на автоответчик вместо того, чтобы просто позвонить домой. Может, это ничего и не значит. Возможно, она просто боялась разбудить меня, или еще чего такого. Угу. Возможно, она просто хотела, как лучше.
Биииииииип. Гарри, это Майк. Жучок будет готов сегодня к обеду. Бииииииииип.
Господь да храни Майка-механика. Еще раз услышу, как машина жалуется на неплотно прикрытые двери, испепелю кого-нибудь на месте.
Биииииииип. Ой, — произнес молодой женский голос. – Мистер Дрезден? Это Шила Стар. Мы познакомились в книжной лавке Бока вчера вечером, помните? – последовала пауза, на протяжении которой я слышал неуверенное дыхание. – Я подумала, может быть, вы уделите нам немного времени? Тут просто… Я хочу сказать, я не совсем уверена но… Мне кажется, что-то не так. То есть, у нас, в лавке, — она усмехнулась, но как-то очень нервно. Или устало. – Ох, черт, наверное, я выгляжу совершенной идиоткой, но мне, правда, хотелось поговорить с вами об этом. Я буду в лавке до обеда. Или вы можете позвонить ко мне домой, — она продиктовала телефон. – Но надеюсь, вы сможете зайти к нам в лавку. Я была бы очень вам благодарна. Бииииииииип.
Я понял, что хмурюсь. Шила не высказала этого вслух, но, судя по голосу, она боялась чего-то. Еще как боялась. Чему я не слишком удивлялся, если она видела то, что происходило у них перед дверью вчера ночью. Однако мне стало не по себе от этого ее напуганного голоса. Ну, по правде говоря, мне всегда делается не по себе от любого напуганного женского голоса.
В этом нет моей вины. Я понимаю, это гнусный мужской шовинизм, мачизм и пережиток дремучего прошлого, но я прихожу в ярость, когда что-то нехорошее случается с женщинами. Поймите меня правильно: я ненавижу, когда что-то нехорошее случается с кем угодно – но когда этот «кто угодно» женщина, я ненавижу это примитивной, первобытной, граничащей с безумием ненавистью. Женщины прекрасны, так что, черт подери, мне нравится быть уверенным в том, что им ничего не грозит, нравится обращаться с ними со старомодными манерами и всем таким. По-моему, это правильно. Не раз и не два эта моя точка зрения дорого мне обходилась, но это не поменяло моих убеждений на этот счет.
Шила – девушка, и эта девушка чего-то боялась. Следовательно, если я хочу жить в ладу с собой, я должен поговорить с ней.
Я покосился на часы. Одиннадцать. Значит, она еще в лавке.
