— Видишь? — спросил он вполголоса, одеваясь. – Баттерс?
— Заткнись, Томас, — сказал я.
— Что ты задумал? – спросил он.
Я проковылял к телефону и приложил трубку к уху. Тишина.
— Они перерезали провод.
— Значит, на помощь не позвать, — кивнул Томас.
— Угу. Единственное, что остается – прорваться к машине.
Томас кивнул головой.
— И как ты это рассчитываешь сделать?
— А ты как думаешь?
— Старый добрый огненный вал может и сработать. Прикрывай левый фланг и отгоняй этих типов. Я возьму правый фланг, уберу все, что движется.
Огненная магия. Внезапное воспоминание о моей обожженной руке полоснуло меня с такой силой, что я ощутил настоящую, физическую боль там, где полагалось находиться сгоревшим нервным окончаниям. Я подумал о том, что мне придется делать, чтобы устроить вал, предложенный Томасом, и при одной мысли об этом все во мне сжалось от отвращения – хуже того, от сомнения в собственных силах.
Чтобы магия действовала, в нее надо верить. Вам надо верить в то, что вы можете и совершите то, что вы задумали, иначе выйдет пшик. Пока руку мою сводило фантомной болью, я осознал вещь, в которой боялся признаться даже сам себе.
Я не был уверен в том, что смогу снова использовать огненную магию.
Вообще.
Хоть когда-нибудь.
А если я попытаюсь и потерплю неудачу, в будущем мне будет еще труднее сосредоточиться для этого – с каждой неудачей стена будет расти, и одолеть ее будет все труднее. Моя вера в мои силы не вернется никогда.
Я опустил взгляд на обожженную руку и на долю секунды почти наяву увидел почерневшую, потрескавшуюся кожу, распухшие как сардельки пальцы, залитые кровью и сукровицей. Я закрыл глаза, открыл их – перед ними снова была только рука в черной перчатке, под которой, я знал, изуродованная плоть, разукрашенная белым, и красным, и розовым…
Я был не готов. Господи, даже ради спасения жизней включая свою собственную, я сомневался, что смогу снова вызвать огонь. Я стоял, и ощущал свою беспомощность, и злость, и боязнь, и глупость – и более другого, стыд.
Я мотнул головой Томасу и отвел взгляд, оправдываясь.
— Сил почти не осталось, — тихо произнес я. – Надо сберечь то, что есть, на то, чтобы блокировать Гривейна, если он использует свою энергию напрямую против нас. Не знаю, что мне удастся сделать.
Секунду-другую он, хмурясь, всматривался в мое лицо. Потом угрюмо пожал плечами, сунул саблю в ножны и закрепил их на потертом кожаном поясе.
— Что ж, тогда это ляжет на меня.
Я кивнул.
— Не знаю, удастся ли мне их сдержать, — тихо признался он.
— С вампирами из Черной Коллегии ты в прошлом году справился очень лихо, — заметил я.
— Тогда я каждый день кормился на Жюстине, — возразил он. – Так что сил было в достатке. А теперь… — он покачал головой. – Теперь не знаю.
— У них нет подавляющего численного преимущества, Томас.
На мгновение он закрыл глаза, потом кивнул.
— Верно.
— Тогда план у нас вот какой: прорываемся к Жучку и уезжаем.
— А что потом? Куда подадимся потом?
— Ты ведь не ждешь от меня, чтобы я придирался к твоим планам, нет?
Тяжелая стальная дверь вдруг содрогнулась от удара. С потолка посыпалась пыль. В дверь ударили еще. И еще. У Гривейна хватило зомби, чтобы полностью истощить энергию моих оберегов.
Томас поморщился и покосился на мою ногу.
— Сможешь подняться по лестнице без посторонней помощи?
— Сдюжу, — буркнул я.
Баттерс, чуть запыхавшись, но при этом белый как полотно взобрался по стремянке из подвала. Он тащил мой нейлоновый рюкзак, и я видел выпуклость в том месте, где лежал Боб.
— Ружье, — скомандовал я Томасу, и он протянул мне обрез. – Так. Теперь, как действуем дальше. Открываем дверь, — я сделал движение стволом обреза. Я вычищаю достаточно пространства, чтобы Томас мог выйти за порог. Дальше Томас идет первым. Баттерс, вам я дам обрез.
— Не люблю ружья, — заявил Баттерс.
— От вас не требуется его любить, — сказал я. – От вас требуется нести его. С раненой ногой мне не подняться по лестнице, не помогая себе посохом.
Дверь снова лязгнула о раму. Удары в нее учащались.
— Баттерс, — рявкнул я. – Баттерс, вы возьмете у меня обрез, когда я дам его вам, и будете идти следом за Томасом. Понятно?
— Ага, — сказал он.
— Как поднимемся, Томас держит оборону, пока я завожу машину. Баттерс, сядете на заднее сиденье. Потом Томас сядет, и мы уедем.
— Гм… — произнес Баттерс. – Гривейн ведь разгромил мою машину, чтобы я не мог уехать, помните? Что, если он проделал то же самое с вашей?
Секунду-другую я смотрел на Баттерса, стараясь не показать, как огорчила меня эта мысль.
— Баттерс, — вполголоса произнес Томас. – Если мы останемся здесь, мы погибнем.
— Но если он вывел машину из строя… — начал Баттерс.
— Мы умрем, — договорил за него Томас. – Но у нас нет выбора. Вывел он ее из строя или нет, наш единственный шанс остаться в живых – это прорваться к Жучку и надеяться, что он на ходу.
Коротышка побледнел еще сильнее, потом согнулся, прижимая руки к животу, подбежал к стене под одним из окон, и его вырвало. Спустя пару секунд он выпрямился и, дрожа, привалился к стене.
— Ненавижу это, — пробормотал он и вытер рот рукавом. – Ненавижу. Я хочу домой. Хочу проснуться.
— Возьмите себя в руки, Баттерс, — резко сказал я ему. – Нюни не помогут.
Он хохотнул – почти истерически.
— Что бы я ни сделал, Гарри, это вряд ли поможет.
— Баттерс, вам надо успокоиться.
— Успокоиться? – он вяло махнул рукой в сторону двери. – Они ведь убьют нас. Как Фила. Они нас убьют, и мы все умрем. Вы, я, Томас – все умрем.
На мгновение я забыл про свою больную ногу. Почти не хромая, пересек я комнату и схватил Баттерса за грудки. Я встряхнул его так, что ноги его оторвались на мгновение от пола.
— Послушайте меня, — рявкнул я. – Мы не умрем.
Баттерс посмотрел на меня затравленным взглядом.
— Не умрем?
— Нет. И знаете, почему?
Он мотнул головой.
— Потому, что Томас слишком красив, чтобы умирать. И потому, что я слишком упрям, чтобы умирать, — я встряхнул его еще сильнее. – А главное, потому, что завтра Октоберфест, Баттерс, а полька не умирает.
