Секунду он смотрел на меня, сжав рот в упрямую линию, потом кивнул.
— Поговорим об этом, когда поедим. Голод располагает к злости. Легко принять неверное решение.
— Не лишено логики, — согласился я.
— Сними куртку. Сядь. Пусть Баттерс осмотрит твою ногу.
— Ее всего-то перевязать надо, — возразил я. – Это я и сам могу.
— Ты меня не понял, балда, — хмыкнул Томас. – Настоящий друг дал бы Баттерсу повозиться с проблемой, с которой тот точно справится. Остальных с него на сегодня хватит.
Я испепелил Томаса взглядом, стащил с себя куртку и прохромал в гостиную.
— С тобой проще иметь дело, когда ты примитивный самовлюбленный говнюк.
— Ну да, я и забыл, насколько ты ограничен, умник, — заметил Томас. – Буду осторожнее.
Я осторожно присел на старый Мёрфин диван. Он скрипнул под моим весом. Мёрфи невелика ростом – думаю, и ее бабушка тоже была такой. Меня не назвать особенно мускулистым, но с моим ростом никто не отнесет меня к легкому весу. Я положил на журнальный столик несколько кружевных салфеток, чтобы не испачкать его кровью, и взгромоздил на него свою истерзанную ногу. Это сняло с раны часть давления; правда, из этого не следовало, что она перестала болеть. Она просто болела чуть менее злобно. Что ж. все лучше, чем ничего.
Я сидел так, пока из коридора не вышел Баттерс с Мёрфиной аптечкой в руках. Я хорошо знаю обычные компактные наборы для оказания первой помощи, которые легко помещаются в автомобильном бардачке. Мёрфи как человек предусмотрительный заменила эту крошечную барсетку на ящик размером с плотницкий.
— Не думаю, чтобы рана была слишком уж серьезной, — сказал я Баттерсу.
— Лучше посмотреть и выяснить, что ничего не нужно, — негромко, но решительно возразил он. Он поставил на столик ящик с медикаментами, керосиновую лампу и ловкими, уверенными движениями принялся разбинтовывать ногу. Сняв последний, насквозь пропитанный кровью слой, он всмотрелся в рану, придвинул лампу ближе и поморщился.
— Ну и месиво. Вы порвали два центральных стежка, — он с извиняющимся видом покосился на меня. – Мне придется заменить их, а то и все остальные постепенно поедут.
Я поперхнулся. Мне очень не хотелось, чтобы меня штопали без анестезии. Или я недополучил своей дозы боли на прошедший день?
— Валяйте, — сказал я.
Он кивнул и начал смывать кровь с кожи вокруг раны. Потом протер пальцы стерилизующими салфетками и натянул пару резиновых перчаток.
— Здесь есть обезболивающий состав. Я использую его, но он ненамного сильнее той штуки, которой вы мажете десны при зубной боли.
— Вы просто давайте побыстрее, — буркнул я.
Он снова кивнул, взял кривую иглу, хирургическую нить, еще раз поправил свет и принялся за работу. Он орудовал довольно быстро. Я изо всех сил старался молчать. Когда он закончил, горло у меня саднило. Ну, не то, чтобы я орал в голос, но только потому, что я душил вопли прежде, чем они вырывались у меня изо рта.
Потом я лежал на диване вялой тушкой, пока Баттерс бинтовал ногу чистыми бинтами.
— Вы уже ведь начали принимать антибиотики? – спросил он.
— Нет пока, — признался я.
Он неодобрительно покачал головой.
— Примите прямо сейчас. Мне даже думать не хочется, чего вы могли насобирать в рану там, у вас дома, — он поперхнулся и немного побледнел. – То есть, Боже мой…
— Это, наверное, худшее из того, что бывает, когда разгуливаешь мертвым, — заметил я. – Всюду за тобой след…
Он улыбнулся мне – ну, по крайней мере, честно попытался улыбнуться.
— Гарри, — произнес он. – Мне очень жаль.
— Чего жаль?
— Я… — он тряхнул головой. – От меня там не было толку. Хуже, чем не было толку. Вы могли пострадать из-за меня.
В дверях кухни появился Томас, бледный и безмолвный. Он двинул бровью, ухитрившись сказать: «Я же говорил,» — не открывая рта.
Я испепелил его взглядом. Он чуть улыбнулся и скрылся обратно на кухню. Баттерс ничего не заметил.
— Не переживайте, — сказал я. – Вам ведь никогда прежде не приходилось переживать такого?
— В смысле зомби, и призраков, и некромантов? – спросил он.
— В смысле, чего угодно, угрожающего жизни. Вообще опасного.
— А… — он помолчал немного. – Нет. Я пытался пойти в армию, но даже шагистики не осилил. Работал в госпитале. Такая же история вышла, когда я пытался стать полисменом. То есть, желание было, но дух подкачал.
— Некоторые просто не созданы для такого, — заверил я его. – И этого нечего стыдиться.
— Ну, да… — сказал он, явно оставшись при своем мнении.
— Вы умеете много такого, чего я не могу, — сказал я и кивнул на свою ногу.
— Но это – это же так просто, — возразил Баттерс. – Я хочу сказать, только термины длинноваты. Но и только, а все остальное не так уж и сложно.
— Да вы сами послушайте, что вы говорите, — возмутился я. – Сидите здесь и на голубом глазу пытаетесь меня уверить в том, что медицина – вещь простая, если не считать терминологии. Вы хоть представляете себе, какой она представляется неучу вроде меня? Каково вообще общаться с образованным человеком вроде вас?
Он отмахнулся.
— Я ведь не гений какой-нибудь, — он нахмурился. – Ну, вообще-то, в техническом смысле… IQ у меня как у гения, но это все ерунда. У многих не хуже. Суть в том, что я практически всю свою зрелую жизнь занимался только этим. Потому и умею делать это неплохо.
— Суть также в том, — сказал я, — что я практически всю свою зрелую жизнь разбирался с зомби, призраками и прочей нечистью, которая пыталась меня убить. Потому я умею делать это примерно так же неплохо. Просто у нас специальности разные. Вот и все. Так что не посыпайте голову пеплом оттого, что не можете делать мою работу так же хорошо, как я.
Он начал собирать со стола окровавленные бинты и обрезки нити, потом стянул с рук перчатки.
— Спасибо, Гарри. Но это еще не все. Я просто… просто думать даже не мог. Когда эти твари схватили меня. Когда он бил меня. Я понимаю, мне нужно было делать что-то, придумать, что делать, но мозг просто отказался работать, — он швырнул что-то в мусорную корзину энергичнее, чем это было нужно. – Я слишком перетрусил.
Я слишком устал, чтобы шевелиться, и в первый раз заметил, как холодно в помещении без куртки. Я охватил себя руками и пытался не дрожать. С минуту я смотрел на Баттерса.
— Со временем это легче, — сказал я.
— Что легче?
— Жить со страхом.
— Он исчезает?
— Нет, — ответил я. – Не исчезает. Иногда даже сильнее становится. Но стоит раз встретить его лицом к лицу, и привыкаешь терпеть его. Даже использовать иногда.
