Клав> Каково твое мнение о переделанной шутке?
! ДЖИЛЛ> Мне не удается определить, как такое могло бы произойти.
Клав> Я хотел спросить, находишь ли ты новый вариант более интересный или забавный?
! ДЖИЛЛ> Не нахожу в нем ничего забавного. Выражаясь в понятиях человеческих эмоций, я бы сочла его печальным.
60
Мартин Берк стоял в одиночестве на лужайке перед зданием ИПИ и дрожал. Его привела сюда постоянная потребность покинуть замкнутое пространство и увидеть настоящее небо, ощутить настоящий ветер; все прочее казалось иллюзорным. Ему было любопытно, сможет ли он когда-либо полностью осознать свое возвращение в реальность.
Последние четыре часа он со своей командой пытался пробудить Кэрол от нейтрального сна. Все усилия оказались напрасными. Она лежала на кушетке в операционной в окружении мониторов и арбайтеров.
Голдсмит вышел из сна вполне нормально. Мартин еще не разговаривал ни с ним, ни с Альбигони. Он не знал, что им скажет.
Небо над Ла-Хольей было ясным, с той бледной туманной голубизной позднего утра, что характерна для южного побережья зимой. Сквозь запахи йода и бурых водорослей – запах морских ферм – он чуял слабый запах эвкалипта из близлежащей рощи, свежескошенной лужайки и подрезанного садовыми арбайтерами кустарника, запах воды, испаряющейся с бетонной дорожки.
Он ощущал собственный едкий запах. Некогда было смыть запах страха, которым он пропитался в Стране. Он обхватил себя руками и вздрогнул.
Мартин никому не рассказал о том, что произошло в Стране. Он и сам толком этого не понимал. Сейчас впервые после выхода из Страны ему представилась возможность самоанализа. Заглядывая в себя, он не видел ничего необычного помимо полного упадка сил и чувства глубокой вины.
Над свежескошенными лужайками парили и перекликались чайки. Мартин наклонился и погладил траву. Холодную, мягко топорщащуюся. Настоящую.
Но какая-то его часть никак не могла поверить, что он проснулся, покинул Страну. Он боялся, что в любой миг это может оказаться уловкой, и Сэр – имя казалось сомнительным, неуместным, словно бы неправильно услышанным, – Сэр или что бы это ни было может появиться перед ним, мертвый с виду, неправдоподобный, и утащит его в новый кошмар.
Кэрол сказала, что ее изнасиловали.
Теперь он знал, каково ей и что, возможно, она все еще чувствует. Если исследование завершилось тем, что она оказалась в собственной Стране, вернулась к ментальной активности ниже пороговой чувствительности их детекторов, ужас для нее может никогда не кончиться. Теперь она будет, словно белка в колесе, бесконечно пытаться разобраться в своей глубинной ментальности, извращенной и искаженной Сэром.
Ведущий циркового представления.
Эти слова возникли у него в голове, словно их произнес кто-то другой.
– Боже, помоги мне, – прошептал он, поднимаясь на ноги.
Мартин вернулся в здание. Сначала он потребует объяснений от Голдсмита. Ему понадобится все его мужество и самообладание.
Он переоделся в туалете при своем кабинете, посмотрелся в небольшое зеркало, внимательно пригляделся к себе и нашел лицо прежним, не изменившимся. Когда он вышел, в кабинете его ждала Марджери.
– Есть какие-то изменения? – хрипло спросил он.
Она покачала головой.
– Доктор Берк, что случилось? Вы можете объяснить? Нам кажется, это наша вина. Мы чувствуем себя ужасно…
Он похлопал ее по плечу с притворной отеческой заботливостью и стиснул зубы; они не могли знать. Эрвин уже объяснил, почему Мартина и Кэрол не вытащили раньше, но из-за Кэрол Мартин позволил себе внутренне иррационально разозлиться на команду.
– Пойдем-ка к Голдсмиту.
Их пациент сидел в послеоперационной палате номер два, читал Коран и казался безмятежным. В дверь вошел Мартин, за ним Ласкаль. Голдсмит поднял глаза. Его глаза при виде Мартина округлились; мгновенное узнавание переросло в маску вежливости.
Голдсмит встал, кивнул Марджери и протянул руку Мартину. Мартин помедлил, легонько пожал ее и быстро выпустил.
– Не терпится узнать, что вы нашли, доктор, – сказал Голдсмит.
Мартин испытал затруднения с речью.
– Это будет известно через некоторое время, – удалось ему выговорить; сжатые в кулаки руки тряслись. – Мне нужно… задать вам несколько важных вопросов. Пожалуйста, отвечайте честно.
– Попробую, – согласился Голдсмит.
Попробую. То, что обитало в Голдсмите, его властелин и хозяин, понимало в истине или научных исследованиях не больше крокодила.
– В детстве вы когда-либо подвергались насилию? – спросил Мартин.
– Нет, сэр. Не подвергался.
Голдсмит снова сел, но Мартин остался стоять.
– Вы убили своего отца?
Лицо Голдсмита помертвело. Медленно, явно прилагая усилия, чтобы ответить на этот нелепый вопрос вежливо, он сказал:
– Нет, я не убивал.
Мартина снова пробрала дрожь.
– Вы убили своих жертв очень большим охотничьим ножом. Этот нож принадлежал вашему отцу, не так ли?
– Да. Он обычно брал его с собой для защиты, когда шел через бандитские кварталы. Отец у меня был очень суровый.
– Согласно записям, которые я видел, ваш отец был бизнесменом средней руки.
Голдсмит воздел руки, не в силах объяснить.
– У вас есть брат или сестра?
Голдсмит покачал головой.
– Я единственный ребенок.
– Ваш отец был белым?
Голдсмит какое-то время не отвечал, потом отвернулся, словно имитируя досаду. Презрительно скривив губы, он сказал:
– Нет. Он не был белым.
Мартин выпрямился, взглянул на Марджери и понял, что не сможет продолжить.
– Спасибо, господин Голдсмит, – сказал он. Он повернулся, чтобы уйти, и чуть не уткнулся в Ласкаля. Голдсмит вдруг встал и схватил его за рукав.
– И это все? – спросил он, проявляя признаки гнева впервые за все то время, что находился под наблюдением.
– Сожалею, – сказал Мартин. Он рывком освободил руку. – У нас были серьезные неприятности.
– Я думал, кто-нибудь объяснит мне, что со мной не так, – сказал Голдсмит. – Вы не можете объяснить?
– Нет, – сказал Мартин. – Пока нет.
– Тогда все пропало. Господи. Мне следовало сдаться ЗОИ. Никто из вас не знает, что со мной?
– Возможно, вам следовало сдаться. Нет. Никакого «возможно». Именно это вам и следовало сделать, – сказал Мартин. Теперь его трясло от ярости. – Кто вы? Есть ли внутри вас хоть какая-то реальная личность?
