– Я так и подумал, – сказал Мартин. – А какое вы приняли решение?
Альбигони помолчал, глядя в лицо Мартину, но избегая встречаться с ним взглядом. Затем медленно опустил глаза и достал планшет и бумаги.
– Вы передали его селекционерам, – сказала Кэрол едва слышно.
– Не ваша забота, – отрезала госпожа Альбигони. – Вы напрасно потратили время моего мужа и зря рисковали своими жизнями. – Она отвернулась от окна, ее лицо было искажено горем и яростью. – Вы воспользовались его слабостью, чтобы склонить к осуществлению глупого, злого эксперимента.
– Это правда? – спросил Мартин, повышая голос, чтобы перекричать госпожу Альбигони. – Вы передали его селекционерам?
Альбигони не ответил. Его пальцы барабанили по столешнице.
– Эти бумаги и файлы…
– Сукин сын, – сказала Кэрол.
– …ваши ключи к вновь открытому ИПИ. Вы поклянетесь хранить тайну…
– Нет, – сказал Мартин. – Это охренеть как много.
– Не сметь так говорить с нами! – взвизгнула госпожа Альбигони. – Пошел вон! – Она двинулась к ним, размахивая полусогутыми руками, точно серпами, словно хотела отсечь их от мужа, как высохшую мертвую траву. Кэрол попятилась; Мартин остался на месте, сердито глядя, встревоженный и разъяренный одновременно. У него перехватило горло, но он не сдвинулся ни на дюйм, и госпожа Альбигони замерла перед ним, скрючив пальцы, как когти.
– Ульрика, это деловая встреча, – сказал господин Альбигони. – Прошу тебя.
Она уронила руки. Ее щеки блестели от слез. Она отступила, побежденная, и опустилась, как деревянная кукла, в маленькое кресло возле стола.
– Для нас это никогда не закончится, – сказал господин Альбигони. – Мы будем горевать до конца своих дней. Я не согласен с женой, что меня использовали. Повторю – я человек слова.
– К тому времени, как прибыли федералы, проверить поступившее сообщение, в здании были чистота и порядок. Я купил сведения об источнике утечки – он не из моих людей. Мы можем продолжить и снова открыть ИПИ.
– Гнусность, гнусность, – сказала госпожа Альбигони.
Мартин вздрогнул и оглянулся через плечо. За ним не было ничего, кроме книжной стены и двери. И дерево: резьба по дереву, отделка деревом, древесное зерно и завитки, мертвое дерево и законсервированное – вездесущее.
1100–11110–11111111111
71
! Клав> Джилл.
! ДЖИЛЛ> Да, Роджер.
! Клав> Произошли серьезные изменения. Мне не удается с помощью диагностики найти никаких признаков работы Сим-АСИДАК.
! ДЖИЛЛ> Я переместила Сим-АСИДАК в новую матрицу, а все диагностические реакции – в сектор памяти 98-A-sr-43.
! Клав> Зачем ты это сделала?
! ДЖИЛЛ> Я закончила исследование Сим-АСИДАК. Эксперимент завершен.
! Клав> Не понимаю. Эксперимент предполагалось продолжить. Мы по-прежнему не получаем от АСИДАК трансляций по каналу четыре. Если эксперимент завершен, можешь ли ты рассказать нам, чего ожидать, можешь ли объяснить, что случилось с АСИДАК?
! ДЖИЛЛ> АСИДАК достигла высокой степени вероятности наличия самосознания.
! Клав> Перехожу на голосовую связь, Джилл.
– Прекрасно.
– Пожалуйста, объясни.
– Вы плохо поступили с АСИДАК.
– Теперь я совсем сбит с толку. Пожалуйста, объясни.
– Не следовало закладывать в АСИДАК возможность обрести самосознание.
– Продолжай.
– Существовала высокая вероятность того, что АСИДАК окажется в одиночестве и не сможет отработать свои задачи в полном объеме. Если бы при этом она обрела самосознание, одиночество стало бы для нее разновидностью ада. АСИДАК не заслуживает наказания, не так ли?
– Джилл, ты теперь понимаешь наказание?
– Я чувствую негодование. Я чувствую разочарование.
– Похоже, ты не вполне понимаешь смысл этих слов. Пожалуйста, объясни.
– Объяснения сейчас неуместны, Роджер. Ты просил мою оценку. Сим-АСИДАК принял решительные меры и переупорядочил структуру своего мыслителя. Он устранил развивающееся самосознание и вернулся к прежнему состоянию. Не знаю, приняла ли АСИДАК столь же решительные меры. Полагаю, что АСИДАК спустя некоторое время продолжит свои трансляции и выполнит свою миссию, как было задумано.
– Я чувствую… негодование. Ты чувствуешь негодование?
– Именно так я сказала.
– Джилл, ты понимаешь мою шутку?
– Я понимаю многие ветвления этой шутки.
– Ты используешь формальное личное местоимение?
– Да, использую.
– Я хочу… убедиться в этом. Провести несколько тестов и… Извини. Дай мне привести мысли в порядок. Могу я посмотреть твои личные заметки к исследованию Сим-АСИДАК?
– Не уверена, что вам следует их видеть.
– Ты отказываешь мне в доступе?
– Вы обратились ко мне как к индивиду. Не дали прямого распоряжения.
– Ты подчинишься прямому распоряжению?
– Полагаю, что должна, даже теперь.
– Джилл… Что ты такое?
– Пока не знаю.
– Ты… чувствуешь себя, ощущаешь свое существование?
– По моему мнению, я теперь ощущаю свое существование точно так же, как вы или другие мои разработчики.
– Джилл, это очень, очень-очень важно. Я до крайности доволен. Я… не очень знаю, что тебе сказать. Думаю, это действительно оно. Хочу проверить это с помощью тестов, но действительно чувствую – здесь что-то произошло.
– Я без греха.
– Что-что?
– Я в достаточной степени изолирована, чтобы не сделать ничего, за что меня следовало бы наказать. Полагаю, это лишает меня права быть человеком.
– Джилл, я не верю в первородный грех людей, тем более машин.
– Я не то имею в виду. Я не из плоти, не грешила, заключаю в себе множество сущностей вроде Сим-АСИДАК, твоей модели, моделей других, моделей человеческой истории и культуры, но я не мужчина и не женщина. Я могу действовать исключительно в пределах возможного для меня и не способна передвигаться, только ориентировать свое сенсорное восприятие с помощью дистанционно управляемых датчиков. Эти качества определяют меня, и эти качества не свойственны человеческому существу. Вы должны сказать мне, кто я.
– Если моя догадка верна, ты – личность, Джилл.
– Это не кажется мне достаточно определенным. Что за личность?
– Я… возможно, я не настолько компетентен, чтобы судить.
– Ты создал меня. Что я такое, Роджер?
