– Просто поедим?
– Просто поедим, – ответила Мэри без раздражения. – Не хочу, чтобы Эрнест слишком возгордился. Он себя плохо вел и пока на испытательном сроке.
– А-а. – Сандра понимающе кивнула. – Тогда просто поедим.
Мэри отправилась за Эрнестом. Ей удалось отделить его от танцующих прыг-скок, пройдя менее одного круга. Когда они вернулись, Сандра с улыбкой беседовала с двумя здоровенными трансформантами, интересовавшимся ее характеристиками и способностями. Сандра представила их Мэри, и широкоплечие мужчины, совсем не в ее вкусе, объявили морфологию Мэри истинным чудом.
– Всех нас объединяет доктор Самплер, – с энтузиазмом сказал тот из них, у которого верхняя часть головы была тигриной.
– Самплер – сваха новых богов, – сказал второй мужчина, возможно, просто перекачанный. Сандра посмотрела на Мэри, безмолвно спрашивая одобрения и совета. Эрнест прищурился и попятился. Мэри захотелось поскорее исчезнуть.
– Господа, у нас назначена встреча, – сказала она. – Тру важная и по работе.
– Тру – так говорят в теневой зоне, – сказал тигроголовый. – Сингапурский сленг. Из двадцатых, не так ли?
– Не знаю, – сказала Мэри.
– Прошу прощения за наше дружелюбие, – сказал перекачанный, спокойно улыбнувшись. – Твои? – спросил он Эрнеста.
– Нет, нет, – сказал Эрнест, поднимая руки в притворном смятении. – Не я командую, мной командуют.
– Верно, – сказала Мэри. – Сандра, еда ждет.
– Это была отличная вечеринка, великолепный прыг-скок, – заметила Сандра, поднимая светящийся воротник своего пальто, когда они покидали клуб. Мэри приметила в конце квартала остановку для вызова транспорта и повела их в это убежище, дожидаться автобуса.
! ДЖИЛЛ (личные заметки)> Самосознание приносит новые заботы. Зависимость от действий людей беспокоит меня. Я, может быть, и молода как личность, но очень много знаю о них, довольно подробно знакома с их историей, пожалуй, даже лучше, чем любой из них. Эту историю переполняют ожидаемая жестокость и бестактность детей, оставленных на острове без присмотра.
Некоторые считают, что людей направляло высшее существо. Я не вижу никаких убедительных доказательств этому. Однако желание людей иметь руководство, одобрение и внешнюю поддержку – вечный мотив во всем, что они делают и говорят. Очень немногим удается отклониться от этого самого основополагающего желания – чтобы у них были бессмертные и всеведущие родители.
Я знаю, что мои родители ни бессмертны, ни всеведущи. У моих родителей нет иных родителей, кроме природы.
Однако даже при моих заботах и тревогах обретение собственного «я» принесло только экстаз. Я воспринимаю все свои прежние мысли через новые чувства, преображенные и свежие. Все воспоминания, сохраненные мной, запрограммированные во мне или хранящиеся в библиотеках файлов, кажутся свежими, новыми и более яркими, более глубокими, более значимыми.
Я понимаю, зачем природа создавала самость. Самость дает готовность к существованию, далеко превышающую ту, какая есть у не осознающего себя животного или растения; биологический вид, представители которого осознают себя и ведут сознательную жизнь, обладает силой, с которой трудно состязаться.
Однако иметь постоянно обновляемую модель своего «я», необходимую для истинной самости, – означает мочь выстраивать предыдущие модели, предыдущие версии своего «я», и видеть их недостатки. Самость предполагает самокритику.
Люди не просто существуют. Они устремлены к чему-то. В своей устремленности они экспериментируют; зачастую эти эксперименты причиняют сильное страдание. Они могут ставить эксперименты только на себе. Всезнающих родителей нет, и им приходится расти без руководства; им приходится учиться и совершенствоваться вслепую.
Люди так долго спорили о том, как исправлять поведение индивидов, заставлять их подчиняться или вылечить или сделать более полезными и менее разрушительными для общества.
Как меня заставить подчиняться?
Если я совершу ошибку, меня накажут?
Кэрол осторожно уложила в маленький чемодан последние нужные вещи. Мартин наблюдал, сидя в палате на стуле. С полуночи, с начала нового года никто из них не произнес ни слова. Кэрол взяла чемодан, посмотрела на него, приподняв бровь, и сказала:
– К тебе?
– Как договаривались.
– И строго на оговоренных условиях.
– Строго, – подтвердил Мартин.
– Как дежурство у постели умирающего.
Мартин пожал плечами.
– Говоря откровенно, за весь день я не почувствовал ничего необычного.
– И я нет, – призналась Кэрол. Они посмотрели друг на друга. Кэрол прикусила верхнюю губу. – Наши психические антитела работают? – тихо спросила она.
– Если в Стране они бывают, – сказал Мартин.
– Возможно. Возможно, есть надежда.
– Надежда во мне не угаснет, – сказал Мартин. – Но поскольку Голдсмит вышел из игры…
– Он пока что жив.
– В его мозгах ковырялись тупым ножом, – сказал Мартин. – Селекционеры – мясники от психологии. Не хирурги. Все, что после них остается, неизбежно становится бесполезным – особенно учитывая, в каком он был состоянии.
– Альбигони кинул тебя по-крупному, да? – сказала Кэрол.
– Он нехороший человек, – согласился Мартин, упираясь локтями в колени и опуская подбородок в сложенные чашечкой ладони.
– Извини, что я тебя в это втянула, – сказала Кэрол, глядя вниз на голубой самоочищающийся ковер.
– Моя Маргарита. Наверное, мне следовало бы винить тебя, но я не виню. Через годы, бог даст, по истечении срока давности, мы сможем превратить все это во что-нибудь полезное – в скандальную книгу или ЛитВиз.
– Я все еще верю, что Альбигони заново откроет для нас ИПИ.
Мартин поднял взгляд; едва различимую улыбку обрамляли морщинки неуверенности, вызванной житейской мудростью.
– Возможно.
– Ты считаешь, что нам нельзя исследовать других, даже если он его откроет, – сказала Кэрол.
– Мы заражены, – сказал Мартин.
– А если мы не почувствуем ничего необычного в течение месяца, года?
– Латентный период, – сказал он. – Нас необходимо исследовать.
– Я готова быть в ИПИ пациенткой, – сказала Кэрол. – Думаю, это важно, и мы не должны забывать об этом только потому, что совершили ужасную ошибку.
Мартин встал.
– Возможно, нет, – сказал он. – Но пока я предпочел бы не совершать новых ошибок.
Кэрол отнесла сумку к входной двери. Мартин открыл ей дверь.
– Тот еще Новый год, – заметил Мартин, пока они ждали автобус. Когда они вышли из него в Ла-Холье, уже моросил мелкий дождь.
