Сочельник. Она забыла. Краткое видение: трехметровое выращенное на ферме дерево в пригородном Ирвине, безвкусно украшенное мишурой и дутыми стеклянными фигурками, на макушке мерцает и сияет яркая голографическая звезда, единственное освещение семейной гостиной с высоким потолком, брат Ли гонит электромобиль прямо на нее, а она пытается попасть неровным красным пятнышком света из пистолета в его пластиковую наплечную кобуру. Уже в то время – суровый мужской менталитет ЗОИ.
Ли порадовался бы Рождеству. Последнее, что она о нем слышала, – он работает в убежище христианской общины в Грин-Айдахо. Она моргнула и бережно убрала картинку. Рождество для нее осталось в прошлом во многих смыслах; теперь она была христианкой не больше, чем частью своей семьи.
Завтра утром, как раз на Рождество, она, вероятно, отправится в Эспаньолу.
Она огляделась в глубокой тени, взглянула вверх на серо-черно-оранжевое крыло Комплекса, на крошечные блестки предупреждающих маячков мейсснеровских стыков. Зеркала на северных и восточных Комплексах по всему городу изменили положение, готовясь к ночи, и окрестности этого лоскута тут же окутали сумерки.
Мэри Чой подсела в проезжавший транзитный мини-автобус ЗОИ и, потягивая кофе, разговаривала с другими зои, пока их транспорт стоял в пробке, дожидаясь, пока она рассосется. Она пыталась расслабиться, избавиться от вязкого уныния, от напряжения, возникавшего, когда ее взгляд уходил в никуда.
– Вы ведь занимаетесь поисками Голдсмита, да? – спросил патрульный, которого она обучала в первый месяц его службы, Очоа, крупный латиноамериканец с широким лицом и спокойными темными глазами. Он сидел напротив нее со своей напарницей, худенькой, но крепкой англоамериканкой по фамилии Эванс.
– Да, я, – согласилась она.
Очоа глубокомысленно кивнул.
– Думаю, вам следует знать. В Сильверлейке говорят, что Голдсмита грохнули, мол, его заказал большой человек, отец одной из жертв.
Она посмотрела на него с сомнением.
– Так говорят, – сказал он. – За что купил, за то и продаю.
Пришла очередь Мэри повернулась, чтобы глубокомысленно кивнуть. Очоа едва заметно улыбнулся.
– Не верите?
– Он жив, – сказала она.
– Гораздо приятнее захватить такого живым, – согласился Очоа. Его партнерша наклонила голову набок.
– Или расправиться лично, – сказала Эванс. Очоа сделал недовольное лицо. – Ну, отправь меня на коррекцию, – фыркнула Эванс.
Мэри расфокусировала взгляд и незряче смотрела на них, задумавшись, переворачивая мысленные камни в поисках жуков-идей.
Возможно, сильверлейкские слухи не беспочвенны. Возможно, кто-то скрывает Голдсмита, кто-то из литературный тусовки. Даже в Комплексах, где почти все – корректированные, преданный читатель мог бы зайти так далеко с применением вольного духа сомнения к социальной справедливости. Она окончательно разозлилась. Ей хотелось взять этого гипотетического преданного читателя, сомневающегося в обществе и справедливости, и втолкнуть его или ее в замороженную квартиру, пусть увидит, что там.
Гипотетический диалог:
Да, но можете ли вы доказать, что это сделал Голдсмит?
Ни малейших сомнений.
Научный анализ. Насколько он достоверен? Можно ли полагаться на машины, осуждая человека без присяжных?
Пока приговор не выносится. Суд присяжных будет позже. Пока нужно просто найти его.
Гипотетический скептик выразил недоверие к тактике ЗОИ, уравнял их с политическими головорезами Рафкинда, насмехался над перегибами в законе и порядке. Яростные здоровые американские бесящие сомнения. Выражение англоамериканской напарницы Очоа: «расправиться лично». Только так можно получить уверенность. Если селекционеры не доберутся до вашего злодея раньше.
Ее лацканный телефон заиграл мелодию, и она отставила кофе в сторону.
– Мэри, это Эрнест. Я договорился о встрече. Сегодня вечером в двадцать два, в Комплексе, так что ты будешь в относительной безопасности.
– Твои знакомые скрываются?
– Должно быть, но я не знаю как или почему. У них сильные связи. Обещай не спрашивать меня, откуда я их знаю. – Требование, не вопрос.
– Обещаю.
Он продиктовал ей номера, и она занесла их в свой карманный планшет. Мини-автобус въехал по служебному туннелю в главное управление ЗОИ и там высадил ее. Очоа серьезно смотрел ей вслед сквозь выпуклое окно. Повинуясь внезапному порыву, она одарила его девичьей улыбкой и помахала растопыренными пальцами. Очоа нахмурился и отвернулся.
В ее небольшом постоянном офисе висели в рамах три репродукции – Пэрриш, Эль Греко и Домье, – давний подарок любовника. Закрепленные на петлях, они закрывали обычные муниципальные дисплеи, на которые выводились информационные сводки, дающие всем зои представление о жизни города. Она повернула репродукции ребром к стене, чтобы они ничего не закрывали, и несколько минут смотрела на сводки, покусывая нижнюю губу.
Просто туристическая поездка. Но мысль о встрече с полковником сэром Джоном Ярдли, навязанной федеральными властями материка…
Она закрыла дверь, поставила на узкий рабочий стол антикварное зеркало для макияжа, расстегнула ремень, спустила шорты и трусы и осмотрела складку между ягодицами. По-прежнему хорошо заметно светлое пятно. Возможно, ей следовало бы вернуться к исходному состоянию. Что бы тогда сказал Самплер? От этой мысли или, возможно, от холодного прикосновения к заду ее пробрала дрожь. Чуть слышно ругаясь, Мэри застегнула ремень и убрала зеркало.
Пора ужинать. Она могла заказать еду из кухонь внизу, вполне приличную наноеду, или, взяв с собой планшет с загруженным в него полным файлом по Гаити из библиотеки ЗОИ, поесть, изучая его в Комплексах, в отдельном кабинете каком-нибудь дорогого ресторана, по дороге.
Она выбрала последнее загрузила файл в планшет через офисный терминал отправила в офис доктора Самплера сообщение которое без сомнения не прочтут до окончания праздников и отбыла, отметив на общей доске сообщений, что будет отсутствовать по меньшей мере неделю.
22
Тьма – это дом, такой, что, попадая туда, вы не признаете, что знаете это.
У Второго Западного Комплекса была репутация. Среди обитателей теневой зоны представление о комплексоидах: степенные респектабельные всегда спокойные и скучные. Но Второй Западный Комплекс к северу от Санта-Моники, выходящий на Пасифик-Палисейдс, один из самых дорогих и эксклюзивных комплексов в Лос-Анджелесе, облюбовали сотрудники ЛитВизов и креативных медиа. С ними соседствовали руководители агентств по трудоустройству и продавшие ЛитВизам свой образ, и актерский, и сценический, хэнд-актеры – странный межъязыковый каламбур, изначально возникший из «манипуляции», трансформировавшейся до испанского «mano» [рука] и затем переведенный на английский. Хэнд-актеры получали роялти за работу своих фантомов – почти неотличимых от оригинала изображений, создаваемых компьютерами. Некоторые хэнд-актеры отдали в использование какую-то свою часть, лицо или очертания тела; другие продали все.
