– Вы помните свое рождение?
Голдсмит покачал головой.
Теперь вопрос задал Эрвин:
– Вы когда-нибудь видели призрак, господин Голдсмит?
– Когда мне было десять – постоянно. Конечно, я не пытался убедить в его существовании кого-либо другого.
– Вы узнали, чей это призрак?
– Нет. Это был совсем мальчик, моложе меня.
– Вам не хватало брата или сестры?
– Да. Я выдумал себе друзей. Выдумал воображаемого брата, который играл со мной, а потом мама сказала мне, что это нездорово и что я веду себя, словно псих.
Мартин сделал пометку: ранний опыт моделирования личности посредством проекции.
– У вас бывали повторяющиеся сны? – спросил Эрвин.
– В смысле, один и тот же самый сон?
– Да.
– Нет. Мои сны обычно разные.
– Что значит «обычно»?
– Есть места, куда я могу возвращаться. Они не всегда одинаковы, но я их узнаю.
– Можете ли вы описать одно из таких мест?
– Одно – это большой торговый центр, отдельное здание, какие бывали раньше. Мне иногда снится, что я захожу там во все магазины. Магазины всегда разные, и их оформление тоже, но… это то самое место.
– Еще какие-то места повторяются в ваших снах?
– Несколько. Мне снится, что я возвращаюсь на свою улицу в Бруклине. Но я ни разу туда не добрался. Ну, не совсем так. Как-то давно я все же попал туда. Как правило, я иду и никогда не дохожу. То заблужусь в метро или на улицах, то меня преследуют.
Мартину страшно хотелось вмешаться и спросить у Голдсмита, что тот увидел, когда вернулся в свой старый дом, и что или кто гнался за ним, но это нарушило бы процедуру. Его пальцы летали по клавиатуре планшета, едва касаясь ее, создавая заметки.
– Есть ли у вас какое-то видение или образ, которые вы используете, чтобы успокоиться, когда расстроены? – спросила Марджери.
– Да. – Голдсмит помолчал. Он молчал несколько секунд. Мартин точно записал время. – В Сан-Франциско закат, и падает снег. Снег золотистый. Все небо кажется теплым, золотистым, и ветра нет. Снег тихо падает. – Он медленно, лениво опустил руку.
– Вы такое когда-нибудь видели?
– О да. Это воспоминание, а не вымысел. Я был в Сан-Франциско, приезжал в гости к подруге. Мы только что разошлись. Ее звали Джеральдина. Точнее, так я называл ее потом. Не важно. Я вышел из ее дома в старом центре города и стоял на улице. В тот год шел снег. Это казалось мне невероятно успокаивающим. – Пауза в десять секунд. Взгляд Голдсмита поплыл. Наконец он сказал: – Я до сих пор думаю об этом.
– Вам когда-нибудь снятся люди, которых вы не любите, люди, которые вас обижали или которых вы считаете врагами?
Пауза. Губы непрерывно шевелятся, словно он что-то пережевывает или пытается сказать сразу две вещи.
– Нет. Я не создаю себе врагов.
– Можете ли вы описать свой худший кошмар в период, когда вам было тринадцать лет или меньше?
– Ужасный кошмар. Мне приснилось, что у меня есть брат и он пытается убить меня. Он был одет обезьяной и пытался задушить меня длинным хлыстом. Я с криком проснулся.
– Как часто вам снится секс? – спросила Марджери.
Голдсмит издал тихий смешок. Покачал головой.
– Не часто.
– Вы находите в снах вдохновение? Я имею в виду, для стихов или других сочинений, – продолжала Марджери.
– Не слишком часто.
– Вы когда-нибудь чувствовали отстраненность, словно не контролируете себя? – спросил Эрвин.
Голдсмит опустил голову. Длительная пауза, пятнадцать секунд. Он несколько раз сглотнул и зажал ладони между коленями.
– Я всегда себя контролирую.
– У вас бывают сны, в которых вы не контролируете ситуацию? В которых кто-то принуждает вас делать то, чего вы не хотите?
– Нет.
– Что вы видите, если сейчас закрываете глаза? – спросила Марджери.
– Мне закрыть глаза?
– Пожалуйста.
Закрыв глаза, Голдсмит запрокинул голову.
– Пустая комната, – сказал он.
Мартин отвернулся от экрана и сказал Карлу и Дэвиду:
– Я попросил задать ряд вопросов для выявления лидерства. Думаю, сейчас они как раз пойдут.
– Сейчас мы попросим вас выбрать любимое слово из нескольких групп слов, – сказал Эрвин в обзорной.
– Все это кажется очень примитивным, – прокомментировал Голдсмит.
– Могу я дать вам эти группы, чтобы вы выбрали слово, которое вам нравится?
– Лучшее слово? Ладно.
Эрвин зачитал из своего планшета:
– Воробей. Гриф. Орел. Ястреб. Голубь.
– Воробей, – сказал Голдсмит.
– Следующая группа. Лодка, шлюпка, яхта, танкер, корабль, парусник.
– Парусник.
– Следующая. Самоуправляющая трасса, автострада, дорога, путь, тропа.
– Путь.
– Следующая. Карандаш. Ручка. Чертилка. Печатная машинка. Ластик.
Голдсмит улыбнулся.
– Ластик.
– Молоток, отвертка, гаечный ключ, нож, долото, гвоздь.
– Гвоздь, – сказал Голдсмит.
– Следующий. Адмирал, капитан, капрал, король, матрос, лейтенант.
Пауза в три секунды.
– Капрал.
– Последняя группа. Обед, ужин, охота, фермерство, завтрак, фураж.
– Фураж.
Эрвин убрал планшет.
– Отлично. Кто вы, господин Голдсмит?
– Простите?
Эрвин не стал повторять вопрос. Они терпеливо смотрели на Голдсмита. Тот отвернулся.
– Я не фермер, – сказал он, – и не адмирал.
– Вы писатель? – спросила Марджери.
Голдсмит на кровати закрутил головой во все стороны, словно искал камеру.
– Зачем все это? – тихо спросил он.
– Вы писатель?
– Конечно, я писатель.
– Благодарю вас. Сейчас мы сделаем перерыв на ужин.
– Постойте, – сказал Голдсмит. – Вы обвиняете меня в том, что я не писатель? – Странная улыбка. Ни гнева, никакого выражения на лице.
– Никаких обвинений, господин Голдсмит. Просто определенные наборы слов и вопросы.
– Конечно, я писатель. Уж не адмирал, это точно.
– Благодарю вас. Если не возражаете, после ужина мы вернемся и продолжим задавать вопросы.
