Владимир Михайлович попробовал включить смартфон, чтобы понять, какой же сейчас час, но и это у него не вышло. Чёрный стеклянный экран устройства только лишь отражал его слегка недовольное лицо. Мужчина чертыхнулся и, натянув на себя широкие шорты, вышел на лестничную клетку. В нерешительности он остановился у двери в квартиру Алексея. В конце концов он и так часто надоедал молодому человеку со своими вечными ламерскими проблемами. Тем не менее, он позвонил в дверь, потом попробовал сделать это ещё дважды, но так и не дождался ни ответа, ни даже звука от звонка. Пожав плечами, Владимир Михайлович, пошёл назад к себе домой, разумно заключив, что сейчас, наверное, действительно слишком раннее утро, когда самое верное дело – ещё немного поспать.
Разумеется, он не знал, что пару дней назад Алексей пришёл домой в глубоко подавленном состоянии. Парень долго сидел за своим рабочим ноутбуком, пытаясь отвлечься на фильмы и развлекательные шоу по сетевому ТВ. Но его мысли неотвратимо возвращались к одной и той же картине, засевшей в сознании.
Разочаровавшись в способах медийного увеселения, он открыл свою страничку в соцсети и снова много времени сидел, бессмысленно глядя на поле для ввода новой записи. Несколько раз он брался было за клавиатуру, но сразу бросал, так и не напечатав ни символа. В итоге, он достал ежедневник в красивом переплёте, подаренный коллегами на какой-то очередной праздник, и которым он так никогда и не воспользовался, и вырвал из него листок.
Чуть дрожащей рукой, почти разучившейся держать шариковую ручку, парень торопливо написал несколько слов. Алексей и сам не знал, зачем он это сделал. Наверное, потому, что где-то внутри считал, что так полагается. Дань некой условной человеческой традиции, которую ему сейчас почему-то захотелось соблюсти.
Он оставил листок на столе, отсоединил зарядный провод от ноутбука и, встав на стул, закрепил его на кронштейне, держащем под потолком светодиодную лампу. Прикрыв глаза, и опять вспоминая что-то, он торопливо просунул голову в петлю и оттолкнулся ногами, на мгновение ощутив, как провод под его весом затягивается на шее.
В квартире Алексея ни осталось никого, кто мог бы прочитать оставленную им записку: «Никому нельзя верить. Даже себе. Особенно себе…»
* * *
Худощавый старик с заострённой бородкой, чуть прищурившись посмотрел на поблёскивающую на солнце гладь озера, бросил в лодку пару удочек и начал неторопливо её отвязывать, но вдруг услышал, как его окликнул звонкий голос.
– Доброе утро! – весело поздоровалась Анна.
– Разве вы не уехали вчера? – не отвечая на приветствие, спросил старик.
– Я пыталась поймать ночной поезд. Просидела на станции до самого утра, но так и не дождалась. Думаю, их теперь не скоро пустят.
– Это уж точно… И что же прикажете с вами делать?
В ответ девушка только молча пожала плечами.
– Ну, ладно… Что уж там… Погостите пока у нас. Старуха будет рада, что хоть кто-то ест её варенье… – неохотно проговорил учёный, отвязав, наконец, верёвку, – А пока садитесь в лодку, барышня. У меня как раз есть вторая удочка. Справитесь?
– Попробую, – весело ответила Анна, запрыгивая в лодку, и расположившись на носу, наблюдая, как учёный заводит мотор, – Вы прямо как герой «Старик и море»…
– Вы бы ещё припомнили «Прощай оружие». Терпеть не могу Хеменгуэя…– нахмурился старик.
– А кто ваш любимый писатель? – спросила девушка, решив продолжить светскую беседу на литературные темы.
– Алексей Николаевич Толстой.
Он. Она. Осень.
Виктор отбил заголовок парой пустых строк и закрыл крышку ноутбука, полностью перепоручив муки творчества писательской нейросети. Теперь хитрая программа, продолжила сочинительство без него, используя метод свободных ассоциаций и изученный ранее его персональный писательский стиль.
Сначала, писатель с недоверием относился к машинному творчеству, представляя, что из хаотического набора слов в своём словаре, компьютер сможет соорудить, как максимум, какое-нибудь шизофреническое псевдофилософское эссе на манер тех, которыми регулярно грешат неудачники с литературных сайтов. Но после нескольких пробных текстов нейросеть научилась писать довольно складные рассказы с сюжетными поворотами и интригами. В какой-то момент Виктор решил рискнуть, и отправил такую рукопись издателю. Его удивлению не было предела, когда текст, в котором человек не написал фактически ни одной связной строчки, был принят к печати.
Устоять перед соблазном было слишком сложно, поэтому и следующий «свой» рассказ Виктор «написал» точно так же. После третьего машинного «шедевра» обманывать стало легче. Однажды писатель дополнительно скормил компьютеру немного Чехова, а потом с нескрываемым злорадством читал в редакторской колонке литературного альманаха, что у него появился «неповторимый стиль: иронический и немного грустный».
Надо сказать, что ноутбук у писателя был не из новых, но хозяин был к нему не особо требователен, поэтому компьютер долгие годы исправно выполнял роль пишущей машинки. Теперь же устаревший аппарат с заметным скрипом проворачивал инструкции нейронного движка. Он быстро накидывал описания мест и интерьеров, потом тщательно подбирал слова, лакируя стиль, и надолго зависал, обдумывая диалоги персонажей. Вероятно, более современная машина справилась бы с задачей в разы быстрее. Зато так у Виктора создавалась полноценная иллюзия сложного творческого процесса, а свободное время, которого у него образовалось в избытке, он с удовольствием проводил бездельничая.
Писатель, сунул ноги в сильно поношенные, но удобные теннисные туфли, набросил на себя вытертую на рукавах ветровку и вышел из дома. Небольшой загородный коттедж с заострённой на готический манер крышей когда-то считался в его семье летней резиденцией. Сюда, как тогда говорили «на дачу», отец вывозил всех в середине мая и почти до самого конца августа. Мать пыталась разводить какие-то цветы, но тень окружающего леса так и не позволила ей развернуться в полную силу своих творческих планов. Теперь он стал ещё гуще и темнее, а из-за множества накренившихся и упавших стволов казался каким-то неопрятным. Впрочем, это совершенно не мешало прогуливаться по хорошо вытоптанным дорожкам и тропинкам.
Это место всегда ассоциировалось у Виктора с воспоминаниями из детства. Самыми светлыми и счастливыми моментами, наверное, как и у всех. В отличие от тесной городской квартиры, где долгое время болели и скончались оба его старика. Поэтому, когда после смерти родителей перед Виктором встал вопрос, где оставаться жить, выбор для него был очевиден.
Жизнь скучающего на природе писателя прельщала его как внешним антуражем, так и собственным искренним желанием сбежать, наконец, от городской суеты. К тому времени Виктор уже приобрёл достаточную популярность, издатель с удовольствием брал в печать его сборники и романы, а авторские гонорары, когда-то помогавшие стареющим родителям, теперь с лихвой покрывали все его скромные потребности.
