Он очень ловко и почти профессионально ощупал девушку и яростно зашипел, обнаружив торчащий у нее из плеча болт. Отнес свою спасительницу на скамью, уложил, стянул с себя рубашку и одним движением разодрал ее пополам, чтобы получившимися тряпками туго перетянуть плечо раненой.
— Сейчас перебинтуем, а дома лекарь посмотрит и вынет стрелу, просто выдергивать нельзя. Потерпи немного. Будет у моей жены боевое ранение, как у наемника.
У Марион вдруг задрожали губы, но сказать она ничего не успела, потому что на соседнюю скамейку опустился Аллистер с Николет на руках. Он держал свою ношу очень бережно, но выглядел потерянным:
— Она не приходит в себя…
— И твою жену к лекарю… — буркнул Валентайн. — И не смотри на меня так, даже спрашивать не буду, женишься, и все тут! А тайны свои можешь в качестве свадебного подарка себе оставить.
— Валим! — отвлек меня голос Римуса, раздавшийся у самого уха. — Наши победили, книгу тебе достал, бежим отсюда!
— Ага, — я послушно развернулась к потайной дверце и… застыла.
Люди в черных капюшонах выходили из стены бесшумно, как в кошмаре, и так же молча растекались по часовне, окружая нас, а за моей спиной внезапно как из-под пола вырос некто и схватил сзади за горло, вырывая книгу из рук.
— Вы нам не интересны, — сказал один из очистителей, когда герцог и Аллистер снова схватились за оружие. Несколько десятков арбалетов заскрипели пружинами, показывая серьезность намерений этих уродов. — Мы не вмешиваемся в мирские дела. Нам нужны только ведьма и ее оборотень.
Глава 36
Я даже не успела ничего толком понять и разглядеть, потому что черная стена балахонов заслонила от меня все действие, но, кажется, мужчины все равно не собирались сдаваться так просто, и, пока меня жестко волокли в сторону вдоль стены, часовню снова заполнили звуки боя: звон металла, крики, а еще я явственно слышала щелчки арбалетов и звук, с которым болты втыкались во что-то твердое.
— Слава! — донесся яростный рык Римуса, и я на мгновение увидела, как черные рясы сносит в сторону, а оборотень с обнаженным мечом прорывается ко мне. Я даже успела снова испугаться за него и снова обрадоваться, и…
И в этот момент несколько очистителей по команде рослого мужика в рясе вдруг выпустили из рук какой-то странный серый дым. Через секунду только я поняла, что это не дым, а очень тонкая и мелкая серебряная сеть, которая упала на Римуса сверху в несколько волн, и он вдруг исчез под ней…
Натурально исчез, сеть упала на пол так, словно никакого мужчины под ней не было. Только в центре серебряной паутины билось что-то маленькое и живое… Крыса!
Один из балахонников быстро собрал эту паутину мешком, и я видела, что крыс там, внутри. Звуки боя к этому моменту стихли, и жутко было даже подумать, что стало с мужчинами, но страшнее всего было почему-то не за них и не за себя, а за Римуса…
Один из очистителей, тот самый, что заговорил первым, сделал какой-то знак, и сбоку в стене открылась еще одна дверь, на этот раз достаточно большая, чтобы можно было увидеть просторный зал с огромным камином, в котором яростным огнем полыхал просто гигантский костер.
— Злобные твари сумели в прошлый раз ускользнуть из очистительного пламени, — с удручающим пафосом высказался долбаный инквизитор. — Братья читали молитву, открывающую врата преисподней и изгоняющую зло за пределы мира, но… — урод подошел ко мне вплотную и вдруг схватил за волосы так, что я вскрикнула.
— Но зло коварно и изворотливо… — тут он вдруг остановился и повернул ко мне свой капюшон, внимательно вглядываясь в мое лицо из темноты. Мне даже показалось что он… принюхивается. А потом этот псих все так же за волосы подтащил меня к себе поближе и, выхватив из-за пазухи какую-то каменюку на веревке, чуть ли не с размаху припечатал меня ей по лбу. Затем замер, выжидая… Но ничего не произошло. Камушек выпал из его пальцев и повис на веревочке.
— Ты не ведьма! — рявкнул он через секунду с такой обидой и претензией, словно я ему пообещала и не дала.
— Я знаю! — наверное, где-то внутри меня переполнилась какая-то емкость с терпением. Потому что вдруг захлестнула такая злость, что я даже временно перестала бояться и со всей силы пнула эту сволочь в голень. — Отпусти, придурок!
— Значит, врата открылись… — пробормотал стукнутый чистильщик, никак не реагируя на мой вопль и пинок. — Зло исчезло из мира через очистительный огонь, и Создатель в милости своей прислал ему невинную замену… Братия! — вдруг торжественно провозгласил этот псих: — Возрадуемся же! Ибо миссия наша, хоть и частично, выполнена!
И вдруг отпихнул меня в сторону так, что я едва удержалась на ногах.
— Иди, дитя, и не греши! — выдал урод, а потом повернулся к двум балахонщикам, один из которых держал с таким трудом добытую ведьмовскую книгу, а другой — сетку с Римусом.
— Братия! Закончим же дело, угодное Создателю, и изгоним из мира остатки скверны! Сей мерзостный оборотень, прихвостень ведьмы, должен отправиться в преисподнюю вслед за своей хозяйкой, как и ее колдовская книга! — и он торжественно указал на пылающий в камине огонь.
— Нет! — я закричала и кинулась с кулаками на эту толпу сумасшедших, уже не слишком хорошо соображая, просто от отчаяния. Они… они хотят сжечь Римуса, а меня просто отпихнули в сторону, и… нет! Если уж в огонь, то вместе…
«Вали отсюда и не греши, пля! — вдруг слабо отдалось у меня в голове. — Сказали же тебе… Вали к герцогу! Р-р-р-р!»
Я даже замерла на одну миллисекунду, потому что меня едва не сбило с ног волной эмоций. Римус был в ярости, и злился он на Валентайна, который до сих пор, идиот, не оттащил меня в сторону и в безопасность, и…
Это секундное промедление дорого нам обошлось. Жуткая живая стена из черных балахонов сомкнулась вокруг тех очистителей, что держали сеть и книгу, и вся толпа монолитной массой двинулась к огню.
— Читайте молитву, братие! — донесся до меня зычный голос главного психа. — Читайте, ибо благодаря ей Создатель снова откроет врата миров и вышвырнет скверну прочь!
У меня подкосились ноги и потемнело в глазах. Сама не знаю как, но я даже сквозь тучу черных ряс видела, как двое палачей остановились возле камина и торжественно подняли свою ношу, готовясь одновременно бросить в огонь книгу и сеть с пойманным оборотнем.
Господи… если бы эту сеть как-то порвать, хоть чуть-чуть, маленький крыс выскользнул бы и сбежал… но он стянут ею так, что не может пошевелиться, и упадет в огонь вот уже сейчас… на угли… сейчас…
Все внутри словно помертвело и выморозилось. Чувства стали кристально четкими, но колючими и твердыми, как ледяные глыбы. Угли. От моего оборотня через минуту останутся только угли. Которыми можно будет нарисовать его портрет на стене и умереть возле него, потому что…
Мысль, как молния, пробила ледяную корку отчаяния, и я даже вскрикнула. Стройный хор мужских голосов уже затянул свою заунывную молитву, и у меня на голове встали дыбом и зашевелились волосы, потрескивая и искря, как перед грозой.
