Несмотря на всю безнадежность своего положения, бригадир захрипел:
– Не было здесь твоей машины, понял!
Ментов приводи, кого хочешь – ни одной детальки от нее не найдешь. Не докажешь.
– А мне и не надо ничего доказывать.
– ..ни одной детальки.
– Да нет, бригадир, знаю, что работаешь ты аккуратно и чисто. Мою машину не найдут, но ведь эта же «БМВ» тоже кому-то принадлежит.
Не собрался же ты ее на винтики разобрать, в бензине промыть и снова собрать?
– Не знаю я никакой «волги», никогда ее в глаза не видел!
– Ой ли? – засомневался комбат и медленно стал подносить ревущее пламя к ширинке на брюках бригадира. – Хорошая машина была, жалко…
Пока еще бригадир скрежетал зубами, не в силах превозмочь свою злость, не желая подчиниться Рублеву.
– Зажарится твой банан. Тоже, наверное, хорошая вещь. А жалко не будет?
– Падла! Сука! – вместе со слюной вырывалось изо рта придавленного машиной бригадира.
Он дергался, пытаясь вызволиться. Но, с одной стороны на его ноги рамой навалилась разобранная «БМВ», а с другой стороны комбат надежно прижимал его связанные руки к полу рифленой подошвой ботинка, а пламя тем временем все ближе и ближе придвигалось к ширинке. Изловчившись, бригадир плюнул в Рублева. Белый комок слюны повис на кожаном рукаве скрипучей куртки.
– Зря ты так, – мрачно проговорил Борис Иванович, чуть нагнулся, схватил за клапан нагрудного кармана своего собеседника, резко рванул. Затрещали нитки, кармана как и не бывало. Он старательно вытер плевок, бросил скомканную тряпку на грудь лежавшего. – Мне много не надо, – продолжал Рублев, поглядывая то на язык пламени, то на побелевшие губы бригадира, – мне хотя бы память про свою машину вернуть. Номер у нее очень красивый был, запоминался легко.
– Не знаю я никакой машины! Не было здесь «волг»!
– Врешь.
Язык пламени лизнул материю брюк. Но комбат довольно быстро поднял руку, и материя не успела загореться, лишь только пошел дым.
– Второй раз можно и подольше подержать.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – решил перейти на более миролюбивый тон бригадир, прикинувшись полным идиотом. – Зря, – Рублев вновь опустил руку.
На этот раз пламя, лизнув промасленную ткань брюк, подожгло ее.
– Убери! Погаси! – верещал бригадир.
– Это от тебя зависит.
Комбат снял ногу с его запястья и чуть отодвинулся вместе с ящиком, спокойно продолжая курить, наблюдая за действиями бандита.
Тот секунду, словно умалишенный, тряс головой, но при этом умудрялся не сводить глаз с пылающих брюк.
– Ты же плевать метко умеешь, – спокойно сказал комбат, – вот и заплюй. А еще лучше – намочись в штаны. Мокрое плохо горит.
Бригадир попытался сбить огонь связанными руками, но, обжегшись, вскрикнул. А затем все-таки, преодолев боль, прижал тлеющие остатки брюк к своему телу. С минуту он скрежетал зубами, морщился, а затем без сил упал на спину, продолжая прикрывать связанными руками то, чем, наверное, дорожил все-таки больше, чем деньгами.
– Ну что, подержался, убедился? Все на месте? А теперь руки за голову! – прикрикнул комбат.
И, не дожидаясь, пока бригадир исполнит его приказание, ухватился за обрывки разноцветных проводов и вновь придавил запястья грубой рифленой подошвой.
– Поумнел немного, приятель, а?
– Что тебе надо?
– Номер. Номер от моей машины.
– Не знаю, не помню…
– Ну как же! Номер-то легко запоминается, – комбат назвал номер, который сообщила ему Наташа. – А то нехорошо выходит: мой номер на чужую машину нацепили, а потом ко мне гаишники ходят, объяснений спрашивают. А я и сказать ничего не могу, потому что не знаю.
Просвети меня.
– Не знаю. Я номер в реке утопил, а кто его вытащил не знаю…
– Врешь! – оборвал его Рублев.
– Правду говорю!
– Нет, приятель, ты определенно жареные бананы любишь. Извращенец.
Бригадир упрямо молчал.
– Так любишь или нет?
– Иди ты… – послышалось в ответ. – И я не люблю, – вздохнул комбат.
А затем, резко вытянув руку, крикнул Никите, сидевшему возле заднего колеса машины с электроотверткой в руках:
– Ну-ка, дай свой инструмент!
Тот не двигался с места.
– Мне что, подняться? Тогда уж точно ты сам с места не встанешь.
– Извини, бригадир, – проговорил автомеханик, – ты же сам видишь, ничего не поделаешь.
Он вложил электрическую отвертку прямо в руку Рублеву. Тот нажал кнопку запуска, полюбовался бешено вращающимся острием инструмента.
– Красивая, чистая… Жаль, пачкать.
Он еще раз нажал на кнопку, выключив инструмент. И наступившая тишина напугала бригадира больше, чем визжание отвертки, так напоминавшее звук бормашины в кабинете стоматолога.
– Да, была у меня твоя машина! Только не краденая она, мне ее твой племянник продал.
Так что с ним и разбирайся.
– Мне это не интересно. То, что «волгу» мою Валик продал, я и без тебя знаю.
– Тогда что же от меня хочешь?
– Ты ее разбирал, ты номера с нее скручивал. Вот и скажи кому их отдал.
На лбу бригадира появились глубокие вертикальные морщины. То ли он в самом деле вспоминал кому отдал номера, то ли не мог припомнить, что с ними стало.
– Ну никак ты по-хорошему разговаривать не научишься! Вот как тебе все хозяйство намотает на отвертку – сразу вспомнишь.
– Нечего мне вспоминать!
– Отвертка – такое дело, можно и не рассчитать. Мотанет – и пиши пропало!
Последние слова комбата потонули в визге двигателя и в крике бригадира. Тот кричал, словно ребенок, завидевший шприц в руках доктора. Еще не сделали укол, но смертельно страшно. Бригадир уже чувствовал ветер, разгоняемый крестовиной, который холодил его обожженное тело.
– Секель! Секель его кличка! – закричал он.
– Ты что-то сказал? – переспросил Рублев. – Я не расслышал.
– Выключи этот мотор! Выключи!
– А я его и включать-то не хотел, – Борис Иванович отложил отвертку в сторону и весь превратился в слух.
Бригадир говорил сбивчиво, то и дело останавливаясь, чтобы отдышаться, но затем, напуганный, снова принимался тараторить.
– Секель его кличка. Как зовут – не знаю.
Честное слово! Не видел никогда его документов. Да.., в Питере он живет, здесь… Адреса его не знаю.
