Сам же комбат уселся на диване, поставил рядом с собой на кожаную обивку хрустальную пепельницу и с удовольствием закурил. Он ждал, когда кто-нибудь из этих двоих придет в себя. Конечно, можно было окатить их водой, привести в чувство, но лучше всего, когда приходят в сознание постепенно, тогда и страх в душе растет толчками вместе с тем, как возвращается память. Сперва очнешься и не помнишь ни своего имени, ни фамилии, ни того, где находишься. Просто тупо созерцаешь узор на ковре, царапину на дверце шкафа. Проходит всего несколько секунд и блаженство от того, что ты жив, исчезает. Руки, ноги – связаны и хочется кричать. Но не знаешь, кто у тебя за спиной, не знаешь, чье это тяжелое дыхание слышится совсем близко, кто это успел накурить у тебя в квартире. Не целится ли кто в твой коротко стриженный затылок.
Первым пришел в себя Секель. Он долго моргал выпученными глазами, пытался обернуться, пока, наконец, не завалился на бок и не уставился на комбата. Этого человека он видел впервые, но понимал, шутки с таким шутить не стоит, особенно если ты связан и прийти к тебе на помощь некому. Ведь раньше, чем комбата, Секель увидел и своего приятеля. Первое время он даже сомневался, жив ли тот, из разбитого носа текла кровь, запекшаяся блестящей корочкой на ковре.
– Кричать будешь? – наконец спросил комбат, разглядывая мерцающий кончик сигареты, будто бы раздумывал, загасить его на дне пепельницы или на лице Секеля.
Наконец Борис Рублев еще раз жадно затянулся и раздавил огонек сигареты двумя пальцами – большим и указательным – так, словно бы крошил давно остывший уголек.
– Кричать? – переспросил Секель.
– Именно, – подтвердил свой вопрос комбат и тут же добавил, – если будешь, то рот тебе клейкой лентой заклею. Могу и нос ненароком прихватить, а через уши ты дышать не умеешь.
В квартире было тепло, пощелкивал, подмигивал лампочкой калорифер, снабженный таймером. И сквозь защитную решетку было видно, как временами искрит тепловое реле, то прерывая цепь, то замыкая ее.
– Не буду, – через силу ответил Секель и сплюнул на ковер.
Он ждал, что его будут расспрашивать или сразу станут бить. Но к игре в молчанку он готов не был. Время для него тянулось куда медленнее, чем для комбата. Тот, в отличие от Секеля, прекрасно знал, что ему нужно и как он этого добьется.
– Ты кто? – наконец хриплым голосом спросил Секель и еще раз сплюнул, на этот раз слюна оказалась без крови.
– Если я скажу, что дед Мороз, ты мне все равно не поверишь, потому что подарков я тебе не принес.
– Кто с тобой? – поинтересовался Секель, прислушиваясь к шуму на кухне, где Наташа набирала воду, чтобы поставить кофе.
– А это тебя не касается. На вас двоих меня и одного хватило.
– Понял.
– Ни хрена ты не понял.
Секель пристально смотрел на Рублева и что-то неуловимо знакомое почудилось ему в чертах его лица, хотя он и был уверен, что никогда не видел комбата раньше.
«Может, фотография?» – подумал Секель, но тут же отбросил эту мысль.
Ведь знакомым ему этот человек казался благодаря мимике, когда улыбался или зло кривил губы, когда потирал воспаленные от бессонницы глаза тыльной стороной ладони. Он попытался припомнить, откуда возник в памяти этот человек.., или похожий на него. Наверняка он следил за ним и Тхором, наверняка вел их достаточно долго. И тут Секель абсолютно отчетливо вспомнил машину «форд» во дворе своего дома и целовавшихся на переднем сиденье.
"Ну да, – подумал он, – на кухне баба. А он один. И нужно же было так глупо попасться! – и тут же на душе стало легче. – Значит, не мент.
Тот бы, наверняка, пришел не один, а значит, еще есть шанс вывернуться, выйти сухим из воды".
– Кто ты? – превозмогая боль в горле, попытался еще раз выяснить это важное для себя обстоятельство Секель.
Тхор зашевелился и открыл глаза.
– Не ты, а «вы», – напомнил комбат. – Зовут меня Борис Иванович, фамилия Рублев.
И тут до Секеля дошло.
«Брат Андрея Рублева! Тот самый, с которым будто бы случился инфаркт».
Выдумка на счет болезни оказалась явно неудачной. Сам Секель находился к инфаркту гораздо ближе, чем комбат.
– Где мой брат? – от этих слов Секелю показалось, ему забивают гвозди в голову.
– Какой брат? Не понял… – попытался разыграть он из себя простачка, но уже без надежды на чудесное спасение, просто от безысходности.
– Андрей где?
– Не знаю.
– Некогда мне с тобой лясы точить, – комбат поднялся и включил радиоприемник на столе – негромко. Из динамика полилась спокойная блюзовая музыка, так страшно контрастирующая с тем, что сейчас могло произойти в квартире.
– Честно, не знаю ничего!
– Нету у меня времени тебя уговаривать, – признался комбат, – а потому могу предложить тебе два варианта на выбор. Первое: у меня деньги, которые вы моему брату в квартиру подкинули. Думали, милиция их найдет? Но я могу сделать и по-другому: принесу их сейчас сюда, оставлю и выйду. А потом из ближайшего телефона-автомата звон сделаю. Минут через пять группа здесь окажется. Они не станут долго разбираться. Кто тебе поверит, что я деньги подбросил.., и кому – тебе! Ты же сам, Секель, понял, им главное зацепиться. Деньги здесь, мешок здесь. А кто тебя и твоего дружка связал – для них дело десятое. Парни умные, объяснение для суда найдут.
Секель выругался матом.
– Это первый, так сказать, мягкий вариант.
Устраивает он тебя или нет?
– Давай второй, – выдохнул Секель.
– Экий ты быстрый! Где мой брат? – комбат несильно ударил носком ботинка Секеля в бок.
Тот застонал и скорчился на полу, насколько позволяли ему связанные руки и ноги. Возможно, если бы Секель был сейчас один, без своего дружка, он бы раскололся. Но тайна, о которой знают двое, – уже не тайна.
– Так не будешь говорить?
– Нет, – прохрипел бандит.
– Как знаешь, – комбат пожал плечами, вышел на кухню. Наташа застыла у газовой плиты с рукой, положенной на вентиль. Она собралась убрать огонь под джезвой, над краями которой возвышалась кофейная пена.
– Лучше сними, – посоветовал комбат.
И когда девушка сняла джезву, дунул на пламя. То погасло, и послышалось зловещее шипение газа, вытекающего из конфорки. Ничего больше не говоря, комбат повернул вентиль духовки, открыл и остальные краны. Секунд через пять в кухне явственно запахло газом. Подождав еще немного, комбат вернулся в комнату.
Наташа перебралась в прихожую и слышала его голос оттуда.
– Нюх-то у тебя хороший? – спросил он у Секеля.
Тот часто втягивал воздух и, наконец, расслышал. Боясь поверить, боясь угадать, Секель спросил:
