— Роулинз, — улыбнулся я в ответ и протянул ему руку. Он пожал ее своей лапищей.
— Значит, вы у нас тоже любитель ужастиков, а? — хмыкнул он.
— Э... да, — ответил я.
Он снова фыркнул.
— Я типа надеялся зайти в это заведение.
Роулинз криво ухмыльнулся.
— На этаже их еще два. Одно рядом со стойкой администратора, и еще одно в дальнем конце вон того коридора.
— Мне нравится это.
Роулинз хмуро посмотрел на меня.
— Может, вы в грамоте не сильны. Видите ленту? Она означает место преступления и все такое.
— Вот эту, яркую? Желтую с черным?
— Именно ее.
— Ух ты!
— Если вы не знаете, это такая штука, которой мы, полицейские, отмечаем место преступления, чтобы туда не совали свой длинный нос разные там частные сыщики, которых хлебом не корми — дай потоптаться своими башмачищами по оставшимся уликам, — буркнул он.
— А если я пообещаю ходить на цыпочках?
— Тогда я пообещаю прекратить размазывать вас по стене, как только мне перестанет мниться, будто вы оказываете сопротивление при аресте, — заверил он. Потом лицо его посерьезнело, и взгляд сделался твердым как кремень. — Это место преступления. Нельзя.
— Молли, — сказал я вполголоса. — Ты не будешь возражать, если мы с полицейским побеседуем с глазу на глаз?
— Конечно, — согласилась она. — У меня все равно дел полно. Вы меня простите? — Она повернулась и, не оглядываясь, поспешила по коридору.
— Хоть поговорить со мной об этом вы можете? — спросил я Роулинза.
— Ну... — вздохнул он. — Слушайте, Дрезден, я ничего против вас не имею. Поговорить поговорим. Но внутрь я вас не пущу.
— Почему? — не сдавался я.
— Потому что это может обернуться против парня, которого мы забрали.
Я нахмурился и склонил голову набок.
— Да?
Роулинз кивнул.
— Мальчишка этого не делал, — сказал он. — Но камеры видеонаблюдения зафиксировали, как туда заходил он, потом пострадавший, и больше никого. И я все это время сидел здесь, не отходя. Я точно знаю, что никто другой не входил и не выходил.
— Откуда тогда вы знаете, что на старика напал не мальчишка?
Роулинз пожал плечами:
— Никаких других улик. Он не задыхался, а ведь так отколошматить человека — дело непростое. И руки у него совершенно целые — не разбитые, и крови на них не было.
— Тогда что же вы его арестовали? — спросил я.
— Потому что никто другой этого сделать тоже не мог, — ответил Роулинз. — И еще потому, что старик был в отключке и не мог ничего рассказать, чтобы снять с парня обвинения. Мальчишка не бил его, но это не значит, что он не замешан. Я так подумал, может, он знает, как нападавший сумел проникнуть внутрь незамеченным, потому забрал его и допросил. Решил, что, если у него имелся сообщник, он скорее расколется, чем будет брать все на себя. — Роулинз поморщился. — Только он не раскололся. Он вообще ни черта не знал.
— Зачем же его увезли?
— Я не знал, что он проходил уже по одному делу, пока не разобрался с бумагами. Повторное обвинение автоматически переводит его в категорию подозреваемых. Очень некстати всплыло то дело. Он может погореть, даже если не виноват.
Я покачал головой.
— Вы уверены, что больше никто не входил и не выходил?
— Я же прямо вот здесь и сидел, — обиделся Роулинз. — Любой, кто прошмыгнет мимо меня незамеченным, должен быть рыцарем-джедаем или чем-то в этом роде.
— Или чем-то, — повторил я вполголоса, глядя себе под ноги.
— Подружка, — буркнул Роулинз, мотнув головой вслед Молли. — Это она вас втравила?
— Дочь приятеля, — кивнул я. — Я внес за парнишку залог.
Роулинз хмыкнул.
— Жаль мальчишку. Я сделал все по инструкции, но... — Он покачал головой. — Порой одних инструкций мало.
— Девица считает, что он не виноват, — сказал я.
— Девицы, Дрезден, всегда считают их белыми и пушистыми, — устало возразил Роулинз. — Проблема в том, что улики свидетельствуют против него. Более чем достаточно для суда, если только эксперты не найдут чего-нибудь здесь или на старикане, чтобы снять с него обвинение. А это возвращает нас к тому, с чего мы начали, — потому я вас и не пущу.
Я кивнул.
— А если я скажу вам, что это не простое дело?
Он пожал плечами.
— Думаете, нечисть какая-нибудь?
— Я пообещал девчонке, что проверю.
Роулинз нахмурился еще сильнее, но мотнул головой.
— Не могу пустить.
— Но хоть посмотреть можно? — попросил я. — Дверь только приоткрыть, чтобы я даже не заходил, одним глазом глянул. От этого ведь никому вреда не будет, правда? И потом, туда уже заходили — и вы, и ребята из «скорой», и детектив, возможно, тоже. Разве не так? И как я тогда могу затоптать улики, если всего лишь в дверь загляну?
Роулинз пристально посмотрел на меня и вздохнул. Потом еще раз хмыкнул, и передние ножки его стула со стуком опустились на пол.
— Ладно, — сказал он, вставая. — Только внутрь ни шагу.
— Вы настоящий джентльмен, Роулинз, — заверил я его и локтем приоткрыл дверь. Она издала пронзительный скрип. Не заходя за ленту, я просунул голову в щель и огляделся по сторонам.
Все стандартное. Туалет. Белый кафель. Кабинки, писсуары, раковины, длинное зеркало.
Ну конечно, кровь вряд ли можно было назвать стандартной.
На полу темнела большая лужа, и брызги разлетелись по сторонам так, что кто-то несколько раз поскальзывался на кафеле. На плитке четко читались отпечатки четырех разных ног; кроме того, кровь виднелась на раковине: судя по всему, пострадавший пытался, подтянувшись за нее, подняться на ноги. Довольно зловещее зрелище; впрочем, я мог этого ожидать. При убийстве, скажем, крови еще больше, но и так ее более чем хватало. Кто-то вложил в процесс избиения Кларка Пелла всю свою душу... если она у него имелась, конечно. От моего взгляда не укрылись кровавые брызги в верхнем углу зеркал и даже на потолке.
— Господи! — выдохнул я. — И это нападение без применения оружия? Никаких ножей или чего такого?
— У старика переломаны ребра, — отозвался Роулинз, — куча ушибов и ссадин: его крепко прикладывали об стены и пол. Но никаких порезов или проникающих ранений.
— Не детская работа, — заметил я.
— Но и не профессиональная. В людном-то месте. При свидетеле — если считать мальчишку на унитазе. В Чикаго такое обычно с рук не сходит.
— Кто-то сильный, — пробормотал я. — И злобный как черт знает что. Должно быть, он продолжал колошматить старика даже после того, как тот упал.
