У меня от удивления язык присох к небу. Я часто заморгала и дрожащим голосом пролепетала:
— А что, она смертельно больна? Такая молодая… Этот случай — нам урок на будущее. Перед тем как оформить на человека путевку, надо с него потребовать справку от врача о состоянии здоровья.
— Нет, Марина, здесь другая ситуация. Лиза здорова, но в ее крови обнаружено высокое содержание лекарства, забыла, как оно читается, — Алина протянула мне листок, но я отвела руку, все равно мне не прочитать этот корявый почерк. Такое впечатление, что во всем мире преемники Гиппократа специально осваивают нечитаемую каллиграфию. — Это сильное снотворное, иногда применяемое перед хирургическими операциями, используется нечасто, потому что имеет ряд побочных эффектов.
— А Лизе нашей оно зачем?
— Марина, откуда я знаю? Ты с ней в Лондоне в одном номере жила, ничего странного за ней не замечала? Может, таблетки она при тебе принимала?
— Нет, не скажу — не видела. Слушай, а вдруг она наркоманка? Представляешь ситуацию, если бы она не проснулась?
— Представляю, но на наркоманку она не похожа. Надо бы ее в лоб спросить, почему она надумала проститься с жизнью именно в Англии?
Мы уже направились к лестнице, чтобы подняться к Лизе в номер и учинить ей допрос с пристрастием, но в этот момент в гостиницу ввалился красный, задыхающийся от быстрой ходьбы Зорькин. Он сделал пару глубоких вдохов и выпалил:
— Надо Богомолова забрать. На себе мы его не допрем.
— Что с ним? — спросила я, разглядывая Зорькина.
Вид у него был какой-то потерянный: он упорно отводил в глаза в сторону и старался на нас не дышать. Судя по всему, с Федором Петровичем случилась какая-то неприятность, иначе не стал бы Зорькин бежать из паба сюда, да еще один.
— Он — труп, — все еще тяжело переводя дыхание, выдавил из себя Владимир Владимирович.
— Марина, гроб придется заказывать, — взвыла Алина, оседая по стенке на пол.
— Погоди причитать, — одернула я подругу. — Давайте возьмем себя в руки и успокоимся. — Голос мой дрожал от волнения, но я старалась говорить как можно спокойнее. — Владимир Владимирович, повторяю вопрос, что с Богомоловым?
Зорькин облокотился на стенку и сполз вниз, к Алине.
— Устал, всю дорогу бежал, — от этих слов Зорькина мне тоже захотелось последовать их примеру, присесть прямо на пол, но я сдержалась.
— Не молчите, рассказывайте, как все произошло?
Зорькин на меня как-то странно посмотрел:
— Да как обычно. За встречу, за дружбу, за мир во всем мире. И посидели-то чуть-чуть, но Богомолов так напился. В стельку, — наконец-то пояснил Владимир Владимирович. — В пиво виски вливал или в виски пиво бухал, не знаю, как правильно сказать, потому что пропорции были одинаковые, пятьдесят на пятьдесят.
— Так он жив?
— Пока да, только пьян мертвецки.
— Мне гроб придется заказывать, мне, — зарыдала от счастья Алина. — Богомолов жив! Марина, скажи, сегодня пятница, тринадцатое?
— Нет, Алина, не тринадцатое, — ответила я и впервые пожалела, что по возрасту еще не ношу в кармане валидол. Ей-богу, сейчас не помешало бы положить одну таблеточку под язык.
Между тем Зорькин отдышался парами виски, поднялся с пола сам и протянул руку Алине.
— Я чего прибежал? Алина Николаевна, меня мужики прислали. Перед входом хозяйская машина стоит? Надо бы Федора Петровича на ней доставить. Он — боров здоровый, мы его сами не дотянем, а оставлять соотечественника в местной забегаловке — не дело. Сколько нас здесь, в чужой стране? Мало.
«К сожалению, и двенадцати человек вполне достаточно, чтобы наделать большой переполох и поставить все с ног на голову», — подумала я.
— Пожалуй, вы, Владимир Владимирович, правы. Мы наших солдат на поле боя никогда не оставляли, — гордо произнесла Алина и отправилась искать мистера Оуэна. Я только покачала головой.
Не знаю, о чем говорила Алина с хозяином, но вскоре он при полном параде появился в холле. Лицо его не выражало особой радости, и скорей всего ему не хотелось никуда ехать, но чувство долга, умело развитое Алиной в его душе, не давало права бросить на произвол судьбы напившегося постояльца.
Машина Оуэна так и стояла перед входом, повторюсь, полчаса назад на ней была доставлена изрядно покалеченная Марфина. Это была ретромодель в очень хорошем состоянии. Досталась она Оуэну от отца, который в свое время служил в гараже самого Черчилля. Джон берег машину, редко когда на ней ездил, холил и мечтал через несколько лет выставить на аукцион, чтобы получить за нее много-много денег.
Оуэн только собирался загнать машину в гараж и протереть ее чистой тряпочкой, но вот опять приходится садиться за руль и ехать на ней, теперь уже за гулякой Богомоловым.
Зорькин нагло попытался сесть на правое переднее сидение, но Джон что-то рассержено рявкнул.
— Это место водителя, — перевела Зорькину Алина.
— Да я-то что? Я не претендую, так, по привычке сел, — стал оправдываться Владимир Владимирович.
Машина скрылась за поворотом, мы вернулись в дом, который было бы правильнее назвать не гостиницей, а сумасшедшим домом. Из своих апартаментов выплыла Лидия Федоровна.
— Марина Владимировна, помнится, вы мне обещали, что чай мне будут подавать в три, а сейчас, как вы изволите заметить, четверть четвертого.
— Лидия Федоровна, голубушка, мы еще не обедали, а вы чай пить? — отмахнулась Алина, но лучше бы она этого не делала. Орешкина изменилась в лице и многокилограммовым телом пошла на нас.
— Сейчас, Лидия Федоровна, Алина Николаевна распорядится, и чай вам принесут прямо в номер, — вмешалась я, гася скандал на корню.
— Но я не хочу в номер, — капризно поджала губы Орешкина. — Мне удобнее пить чай в столовой. Так я могу смотреть в окно и видеть — не возвращается ли Мафусаил.
— В столовую так в столовую, как скажите. А мы пока с обедом повременим, подождем всех остальных. Нам и есть-то не хочется.
Согнувшись под тяжелым взглядом Орешкиной, Алина поплелась на кухню, отдать распоряжение, чтобы в столовую подали чай, а я направилась в свою комнату, переодеться.
В коридоре я столкнулась со Штурмом. Он как раз выходил из своего номера и так широко распахнул дверь, что меня едва не треснуло по лбу. От неожиданности я отскочила в сторону.
— Осторожней, Иван. Нельзя так кидаться дверьми. Вы меня чуть не убили.
— Извините, я не видел, — сухо извинился Штурм.
— Вы и не могли видеть, потому что вы внутри, а я снаружи. Надо быть аккуратней. Кстати, я думала, вы со всеми пиво пьете.
— Я не любитель пива, да мне и вчерашнего предостаточно. Мне предлагали, но я отказался.
— А к Гринстоунзу почему не пошли? Алина обиделась.
