— Тогда следы будут идти из комнаты в туалет и обратно.
— Понятно. А что у вас в другом мешочке? — Рядом с тем местом, которое Зорькин обильно посыпал мелом, лежал прозрачный полиэтиленовый пакет с какой-то штуковиной внутри.
— Это специальный прибор, кстати — мое изобретение, — гордо пояснил Зорькин. — Он способен улавливать и регистрировать малейшие электромагнитные колебания. Сейчас мел высыплю и настрою этот прибор на психическую энергию приведения. Хотите посмотреть?
— Нет, Владимир Владимирович, вы уж сами, я так устала, хочу ночью выспаться. Я сейчас в одно место сбегаю, а вы за мной мелком присыпьте, чтобы я картину эксперимента не исказила, — попросила я и сначала бочком, потом широкими шагами промчалась в туалет и обратно, в Алинину комнату.
Остаток вечера я просидела у подруг. Запасливая Степа достала допотопный кипятильник в виде спиральки, приготовила чай и выложила печенье, купленное в местном магазинчике. Мы очень душевно провели время. Выходя из комнаты, я вспомнила, что мы так и не спросили у Лизы, зачем она наглоталась лекарства.
— Алина, мы не узнали у Лизы, какое лекарство она принимала.
— Я спрашивала, — вместо Алины ответила Степа. — Мне показалось странным, с чего это ее так сморило. Первое, что мне пришло на ум — она выпила снотворное и не рассчитала дозу. Но Лиза сказала, что никакие лекарства она не принимала, и вообще, ее мать с детства приучила химией не злоупотреблять, разве что в редких случаях, когда температура высокая или горло болит. О наркотиках она и слышать не хочет. У меня создалось впечатление, что Лиза вполне нормальная девчонка. А почему она так вырубилась? Может, стресс? Все эти конкурсы красоты — чистая мясорубка. Две недели их готовят, учат ходить, спину держать, танцевать. И все это по двадцать часов в сутки. Потом сам конкурс — сплошные переживания. К этому добавьте перелет, переезд…
— Степа, ты правильно рассуждаешь, — перебила ее Алина. — Стресс, физическая усталость, но ты не в курсе, в ее крови все же нашли один препарат. А как он в нее попал… Странно.
— Странно, — повторила я. — Ладно, девчонки, я пошла спать, если что — будите.
Как только я сомкнула веки, сразу провалилась в глубокий сон. Но выспаться мне не удалось и в эту ночь. Наверное, само место внутренне настраивало меня не терять бдительности в любое время суток. Я проснулась от легкого постукивания в дверь. Не успев со сна испугаться, я спросила:
— Кто там?
— Марина Владимировна, это я, Богомолов, — зашептал в замочную скважину Федор Петрович. — Откройте.
— Федор Петрович, я сплю, — попробовала я отделаться от Богомолова.
— Тут такое дело… Выгляньте, посмотрите.
Мне пришлось вставать и тащиться к двери. В тусклом свете перед собой я увидела немыслимо бледное и перепуганное лицо Федора Петровича. Если бы он не сказал, что это он за дверью, я бы его не узнала. На фоне мертвенно белой кожи отливали синевой трясущиеся губы, волосы торчали в разные стороны, а глаза были выпучены, как у только что сваренного рака. Кстати, по цвету, они были такими же красными.
— Что с вами Федор Петрович? — спросила я, догадываясь, что у Богомолова наступил момент расплаты за изрядно выпитое количество спиртного. К сожалению, я ему ничем помочь не смогу, у меня нет ни пива, ни какого-другого спиртного.
Но речь, как оказалось, шла совсем об ином.
— Выгляньте в коридор, — Богомолов чуть не плакал. — Вы ее видите?
— Кого? — спросила я, прячась за дверью и совсем не собираясь показываться в неглиже перед Богомоловым.
— Женщину в Белом. Пожалуйста, Марина Владимировна, посмотрите, вы ее видите или у меня белая горячка?
Вначале я хотела подтвердить вариант белой горячки, но любопытство все же взяло верх, и я высунула свой любопытный нос в коридор. Примерно на том же месте, что и вчера, в конце коридора в белом одеянии колыхался призрак. Легкая накидка покрывала его с головы до ног, если, конечно, таковые имелись в наличии. Опять, как и вчера, появился ветер, он играл с накидкой, забирался под нее и надувал легкую ткань. Накидка топорщилась и приподнималась, а призрак становился объемнее и ужаснее.
Я посмотрела на обсыпанные мелом полы. Никаких следов, уходивших в глубь коридора, не было. Значит… Холодные мурашки пробежали по моей коже, и я крепко схватила Богомолова за руку.
— Вы видите, — по моему лицу догадался Федор Петрович. Как ни странно, тот факт, что я тоже увидела Женщину в Белом, его обрадовал. И он, почувствовав себя героем, а не алкоголиком, которому в пьяном угаре привиделись отплясывающие черти, погладил меня по руке и успокоил: — Не бойтесь, я с вами.
Мне от его слов спокойнее не стало.
— Надо разбудить Зорькина, — непослушными губами пролепетала я.
— Зорькина? Зачем Зорькина? — как индюк надулся Богомолов. — Я сам с ней справлюсь, — и, недолго думая, он снял с ноги увесистый башмак, сделал несколько шагов для разбега и запустил им в конец коридора.
Башмак набрал скорость, несколько раз в полете перевернулся и, достигнув белого балахона, впечатался в ту часть, которую в народе называют филейной. Привидение встрепенулось, взмахнуло рукавами, как раненная птица крыльями, ойкнуло, что-то добавило, конкретно что, мне разобрать не удалось, и, влипнув в стенку, испарилось.
— Я сделал ее! Я сделал! А-а-а! — завопил Богомолов и, продолжая орать, понесся в конец коридора.
Из-за всех дверей выглянули сонные лица, а Богомолов бегал взад-вперед по коридору, по ходу исполняя то цыганочку, то лезгинку. Он ликовал, как ребенок, которому три года назад обещали и вот наконец купили велосипед. Что он выкрикивал, никто понять не мог. Степа при виде его безудержной радости перекрестилась, Штурм покрутил пальцем у виска, Саша молча пожал плечами, мол, и не такое видел на практике в дурдоме.
Добиться чего-то от Богомолова в эти минуты было невозможно. Все обступили меня, и я вкратце изложила, как все произошло.
Зорькин, до которого в конце концов дошло, почему Богомолов словно ненормальный отплясывает на том самом месте, с которого испарилось привидение, схватился за голову.
— Следы! Вы стерли все следы! — только это он и мог сказать и, разочаровано махнув рукой, отправился в свою комнату.
Мне стало жалко Владимира Владимировича, я его догнала. Конечно, нехорошо получилось, он весь вечер готовился к встрече с приведением, тонким слоем покрывал мелом полы, а Богомолов запустил в призрак ботинком.
— Подождите, Владимир Владимирович, проверьте ваш приборчик, может, он что-то и зафиксировал.
— Что? — взвыл Зорькин. — Извержение вулкана? Синхронный всплеск паранойи в сумасшедшем доме? Массовый психоз на выступлении поп-звезды? Поймите, призрак материя тонкая, едва уловимая и едва различимая. Вам повезло, он вам открылся, а вы так грубо обрадовались ему. Так радуются только слоны сезону дождей после долгой засухи. Разве так можно? Взрослые люди, а … — не договорив, он скрылся за своей дверью.
