— Это месть призраков, — торжественно выдала Алина. — Мы вторглись на чужую территорию, а они таким образом защищали каждую пядь своей земли.
Я чуть было не рассмеялась Алине в лицо, но в последнюю минуту сдержалась, потому что, если она обидится, плохо будет всем. Своим кислым видом она способна превратить молоко в творог. Она будет ходить мрачнее тучи и молчать. Молчать день, два, пока у окружающих не разовьется комплекс вины. Тут уж попросишь прощения за все: и за то, что было, и за то, чего не было. Из многолетнего опыта общения с подругой знаю: в ее присутствии иной раз полезно держать эмоции под контролем.
Поэтому я сжала губы, подождала, пока меня перестанет душить смех, и как можно спокойнее спросила:
— Алина, я могу уточнить? По-моему, мы выяснили, в роли приведения выступал мистер Оуэн. Кому претензии предъявлять? Ему? Он прилетел и треснул Богомолова по голове?
— Нет, конечно, Оуэн осуществлял театральную постановку, так сказать, дублировал призраков. Ты же понимаешь, есть мнимые и есть настоящие приведения, а они показываются публике по настроению, а не по контракту.
— Так. Кажется, мы вернулись на круги своя. Ладно, Алина, меня в принципе и такая версия устраивает. С приведений и взятки гладки, а Богомолова убили случайные грабители. Все — погоревали и забыли. Поехали в «Пилигрим», Веню спасать, пока Орешкина у нас его не вычислила.
Я как в воду глядела — родное туристическое агентство встретило нас в лице смущенной Степы, затурканной Алены и в конец сникшего Вени. Без слов было ясно — в наше отсутствие здесь что-то произошло, причем из ряда вон выходящее.
— Ну-с, как дела?
— Хуже не куда, — отмахнулся Веня. — Орешкина меня и тут достала.
— Ну, что я говорила? — Я оглянулась на Алину. — Опоздали.
— Она приходила сюда? — не поверила Блинова.
— Да, — подтвердила Алена, — чтобы вам на Куропаткина нажаловаться. Заходит, а он тут сидит, собственной персоной. Как она кричала! Как кричала. От чая и кофе отказалась. От валерьянки тоже, я вместо нее выпила. Представляете, обвинила Веню в шовинизме.
— А это здесь при чем?
— При том что, по ее мнению, все мы дети матушки-природы и права у нас равные, будь то у пуделя, будь то у человека.
— Бред.
— Бред, — согласился Куропаткин. — Но Орешкину не переубедишь. Она берет силой своего сопрано. Оказывается, в молодости ей прочили оперную карьеру. Только я рот открыл, она тут же мне его заткнула, сказав, что добьется у властей закрытия моего салона. Я, конечно, не испугался, у меня тоже друзья и покровители имеются, но от Лидии Федоровны можно ожидать всего, крови она может выпить не один литр. Пришлось мне поступиться своими принципами — предложил ей постричь пуделя здесь, — признался Веня.
— Интересно чем? Канцелярскими ножницами?
— Да хоть бы и ими, лишь бы она от меня отстала. Так нет! Оказывается у Лидии Федоровны тоже принципы, ее Мафусаил достоин только салона высшей категории. Зациклилась она на моем заведении, только у меня хочет стричь пуделя.
— Я думаю, у Орешкиной не все в порядке с головой, наверное, сказывается сотрясение мозга, после встречи с куском черепицы. Ладно, бог с ней, оставим ее в покое, — поставила я точку в разговоре о хозяйке Мафусаила. — Степа, ты была у Саши?
— У Саши? Была, только уже не застала.
— Что значит «уже»? Раньше ушел? Выходной день?
— Ага. Сплошной. На веки вечные.
— Не поняла. Рассчитался, что ли?
— Да нет, умер, — ответила Степа, сделав трагичное лицо.
— Умер? — переспросила я.
— Да. Возвращался с дежурства и был избит. День пролежал в реанимации, но спасти так и не смогли.
— А кто его побил?
— Какая-то пьяная компания, вроде как бомжи, а там кто его знает. Свидетелей нашли, а самих убийц ищут. Нечисто тут. Ох, нечисто, — запричитала Степа. — Драка была спровоцирована — это и младенцу ясно. Сашины коллеги только и твердят, каким хорошим парнем он был. Он никогда не ввязывался ни в конфликты, ни в потасовки. Значит, кто-то подтолкнул его к драке, подцепил, задел за живое. И вряд ли те, кто бил, были пьяными, скорее — прикидывались. С места происшествия вся четверка, именно столько их было, скрылась почти мгновенно. Свидетели даже толком никого не смогли запомнить. Эти четверо подошли к Саше, что-то спросили. А через минуту Саша лежал без сознания на асфальте.
— Все ясно, — торжественно изрекла Алина. — Они не оставляют нас в покое. И не оставят, пока не перебьют или изувечат всех до единого.
— Алина, ты о ком говоришь? — Степа настороженно посмотрела на Блинову.
— Как о ком? О них родимых, плаклинских приведениях, — пояснила я ничего непонимающей родственнице.
Степа перекрестилась и на всякий случай отошла от Алины подальше. Безумие, конечно, не заразное заболевание, но как говорится: «береженного бог бережет».
— Степа, успокойся, пожалуйста, у Алины новая версия. Нам мстят английские призраки.
— Ты меня разыгрываешь? — Степа сделала круглые глаза. От кого-кого, но от меня она не ожидала шуток подобного рода.
— Ничуть! Мы были у Мамонтовой. Никому Федор Петрович не мешал, и убивать его было не за что. Сашу, похоже, тоже.
— Да, я была в больнице, там к Саше все хорошо относились. Он был спокойным и рассудительным парнем, — подтвердила Степа. — Главврач собирался после окончания интернатуры Сашу оставить в больнице.
— Должна признаться, Саша мне тоже нравился, — откликнулась Алина. — Не повезло парню.
— С этой поездкой не повезло многим, — со вздохом сказала я.
— Вы хотите сказать, что все это совпадения? Или, что вы там еще придумали? Приведения? — Степа не хотела верить ни в дело случая, ни уж тем более в привидения. — Вы что, с ума посходили? Какие такие приведения?
— Степочка, ты не нервничай. Случай серьезный, здесь задействованы силы потусторонние. С материалистической точки зрения понять эти две смерти, конечно, можно, но ты постарайся подойти ко всему случившемуся с другой стороны. — Алина говорила со Степой нежно и ласково, как будто в этот момент была врачом-психиатром, а перед ней находился неизлечимый душевнобольной. Хотя со стороны все выглядело совсем наоборот. — Вот скажи, Степа, ты в Бога веришь? — Степа кивнула в ответ. — Это хорошо. Тогда ты не должна отрицать царство небесное и вечность души человеческой. Правильно?
Степа еще раз кивнула и с надеждой посмотрела на меня — когда же я вмешаюсь и прекращу этот спектакль?
— А вот представь, — продолжала Алина, — душа умершего не нашла успокоения. Не может она с легким сердцем (про сердце я в переносном смысле) поселиться в райских садах, потому что остались у нее несколько незавершенных дел на земле. И что тогда? Она ждет удобного момента, чтобы довести до ума свои дела. А тут появляемся мы, без приглашения, нагло, беспардонно. Мы пытаемся влезть в тайное, сокровенное. Что остается делать душе или призраку? Мстить!
