– Я, – глупо было отпираться.
– Заходи! – Увидев за моей спиной Петрова, она добавила: – Те. Заходите.
Мы вошли в захламленную комнату. Везде валялись кофточки, маечки, брюки… перечислять можно до бесконечности. Несколько бюстгальтеров были заботливо развешаны на спинках стульев. На подоконнике стояла консервная банка, доверху забитая окурками, там же выдыхалось в стакане пиво. К стакану слетались мушки, некоторые из них, захмелев, тут же тонули в мутной жидкости.
На столе вперемежку с газетами, учебниками и журналами стояли тарелки с остатками еды. Скрючившийся сыр блестел капельками жирной росы, колбаса, потеряв свой прежний цвет, сиротливо лежала рядом. Я бы не удивилась увидеть здесь же, на тарелке, мышь, прилегшую после сытного обеда отдохнуть, в куче всего ее бы никто не заметил. Но мыши не было, сидел хомяк и жадно глядел на изобилие объедков сквозь прутья маленькой клетки. Как говорится: «Видит око, да зуб неймет».
Несмотря на открытую форточку, в квартире чем-то пахло: то ли кислым, то ли протухшим. Ну, да это и немудрено, с такой хозяйкой, уверена, грязная посуда простоит до Пасхи.
– Простите, вчера засиделись с друзьями, не успела прибраться. Садитесь, – уловив мой взгляд, покаялась Вера, но не передо мной, а перед Юрой. Я сразу поняла, он произвел на нее куда более выгодное впечатление, чем я.
Вера плюхнулась на стул, подмяв под себя кучку белья. Потом, вытащив из-под себя вещи, бросила их на диван и принялась доводить до кондиции на лице марафет.
– Садитесь, – она вновь повторила приглашение.
– Спасибо, мы постоим, – ответил за меня Петров, не решаясь снять со стула предмет женского туалета.
– Тогда зачем пришли?
– Видите ли, Вера, – я набрала в грудь побольше воздуха и выпалила: – Ваша подруга Аня умерла.
– Анька, что ли? Во дает! – Реакция Веры меня удивила, мне показалось, известие ее больше обрадовало, чем огорчило, как будто речь шла о неожиданном замужестве или переезде на ПМЖ в Америку.
– Вера, вы, по-моему, меня не расслышали: Аня умерла!
– Да чего ж не расслышала? Со слухом у меня все в порядке, – возразила Вера, продолжая наводить контуры глаз до совершенства.
– И вас не удивляет ее смерть? Молодая девушка, полная жизни и энергии…
– А чего мне удивляться, если она уже три месяца в асане трупа лежала.
– В чем лежала? – переспросила я.
– В асане трупа, в позе трупа, чтоб ты поняла, – четко и громко произнесла Вера. – А еще есть асана дерева, льва, коровы и других зверюшек. В группу йоги она ходила и меня с собой тащила, только у меня с мозгами пока все в порядке. Мне на одной ноге колыхаться не с руки.
«Интересно, как это? Колыхаться на ноге не с руки», – подумала я.
– Аня занималась йогой? И давно? – удивился Петров.
– Ну да! Слышали афоризм: «Каждый сходит с ума по-своему». Вот и она тоже последнее время на голову жаловалась. Но это у нее на фоне любви. В тренера влюбилась, в Пашку-йога. Как его увидела, все, крыша поехала, все по боку, ни на шаг от него не отставала. Короче, стала ярой поклонницей йоги. Я один раз сходила, сразу поняла – это не для меня. На них со стороны посмотришь, ей-богу, в цирке уже смеяться не будешь. Делали бы они только зарядку, это еще ничего, но они ведь еще упражнения для языка придумали. Сейчас, погоди, им Пашка брошюрки напечатал, чтобы дома, значит, занимались. Сейчас покажу. – Вера откуда-то выудила тоненькую книжечку и принялась зачитывать: – О! «Джина Банджа, или замок языком. Язык изогнуть дугой и давить им на нёбо. Расслабить язык. Затем, наклонив голову и упершись подбородком в ямку между ключицами, вытянуть язык, пытаясь достать им до подбородка». Ну, как тебе? Представила, как это выглядит? А если это не один придурок, а целая толпа? Школа дебилов! Так это Джина Банджа, как говорит Пашка, еще устраняет запах изо рта. Но мне это не надо, у меня есть «Колгейт». Из всех упражнений мне только понравилась поза крокодила. Я теперь только в ней телик смотрю. Приду с лекций, плюхнусь на диван и открокодилюсь. Кайфово!
– Это как же?
– Лежа на животе. Руки под голову. Я и прежде так телевизор смотрела, только не знала, что лежу в асане крокодила. Ой, а как она чакру чистила, обхохочешься, – вспомнила Вера. – Сядет в позу лотоса и начинает мычать. А как Анька умерла? Должно быть, легла в позу трупа и тапки отбросила? Это знаешь как? Лежишь плашмя, ладошки кверху, впитываешь энергию космоса. Но главное, чтобы в голове на тот момент ни одной мысли не было, иначе ни хрена не впитаешь. А я так не могу. У меня в голове всегда есть мысли.
Какие же у нее могут быть мысли? Как себя поярче раскрасить?
– Наверное, лежала, лежала без мыслей и померла. Слышала, один мужик сказал: «Я думаю – значит, существую!» Слышала? Это про меня, – трещала Вера.
– Слышала, Вера. «Я мыслю – значит, существую». Это Рене Декарт сказал. Только Аня утонула.
– Тогда в асане рыбы была. Вот и захлебнулась, жабры забыла раскрыть, – хихикнула Вера.
Надо отметить, смерть подруги на Веру впечатления никакого не произвела. В истерике она не билась, и скупая слеза не оросила ее размалеванную щеку. Мне стало жаль Аню.
– Вера, Аня записку оставила для любимого мужчины. Только она без имени того, для кого предназначена. Помогите мне найти адресата.
– А ты-то чего хлопочешь? Больше всех надо, что ли? Я что-то тебя не припоминаю, и по возрасту ты в подруги ей не катишь.
– Ну, в общем, так случилось, меня просили передать.
– Анька, что ли?
– Да, Аня, – соврала я.
– Да брось ты! Будет она записки писать! Общей тетради не хватит, кому она могла последнее послание оставить. Хотя, может, это Пашка-йог. Или Сидоров… Точно, Пашке писала… Или Сидорову. Анька полгода у Сидорова жила. А потом, как йогой увлеклась, с Вовкой порвала и в общагу перебралась.
– Вера, а как мне найти этого Пашу и Сидорова?
– Пашку в спортзале институтском найдете, он секцию йоги ведет. А Сидорова… – Вера задумалась. – Улицу я знаю, Комсомольская. А вот дом? Он стоит первым после гастронома «Темп».
– А номер квартиры?
– Так это частное строение, – удивилась Вера тому, почему я не знаю, где живет Сидоров. – Они вдвоем с матерью живут, или нет, втроем, кажись, сестра у него еще есть.
– Вера, еще один вопрос, вы с Аней этого мужчину не встречали? – я протянула ей фотографию Олега.
– Нет, такого красавчика я бы запомнила, точно не встречала. – Вера вернула мне карточку. – А вообще у Аньки был альбом. Любила она фотографироваться с мужиками. Даже просила кого-нибудь щелкнуть, чтобы кавалер не заметил. У нее были женатики, которым не с руки было оставлять свои фейсы на фотке рядом с Анькой. Коллекцию она собирала, хвасталась ею.
– А где этот альбом может быть?
