Потом еще раз позвонил Томасу домой, но попал только на автоответчик. Поэтому я накинул на плечи свой тяжелый фланелевый халат — он теплый, а в моей подвальной лаборатории изрядно холодно, — сдвинул ковер, прикрывавший люк в полу, и спустился по стремянке вниз, по дороге воспламенив заклинанием свечи.
В моей лаборатории всегда было немного тесно, но с тех пор, как я взялся за обучение Молли, в ней и вовсе не пройти. Лаборатория представляет собой прямоугольную бетонную коробку. Три стены заняты дешевыми проволочными стеллажами, сплошь уставленными книгами и емкостями с необходимыми мне для работы материалами (ну, например, герметичный свинцовый контейнер, в котором хранятся полторы унции обедненного урана), а также прочими полезными в моем ремесле причиндалами. В число последних входят, скажем, пожелтелый от времени человеческий череп, лежащий на полке в окружении нескольких любовных романов в бумажной обложке, или имеющее ценность, скорее, для коллекционера собрание вампирских клыков — трофеев Стражей со всех Штатов, хотя большую часть добыли все-таки мы с Рамиресом.
В дальнем конце лаборатории, у свободной стены мне удалось-таки выкроить место для маленького стола и пары стульев. Здесь Молли выполняла большую часть своих заданий, вела дневник, упражнялась в расчетах заклинаний и держала книги, которые я давал ей на прочтение. Мы с ней как раз приступили к курсу изготовления бальзамов и зелий, так что в описываемый момент большую часть поверхности стола занимали ступки, колбы и горелки. Пожалуй — это и к лучшему: по крайней мере, они заслоняли пятна, оставшиеся от первого ее неудачного опыта по этому предмету. Рядом со столом поблескивал вмурованный в бетонный пол серебряный круг, который я использовал для призывания всякой нечисти.
Раньше главным моим рабочим местом служил большой стол в центре помещения. Только не сейчас. Сейчас всю его поверхность занял Маленький Чикаго.
Именно так я назвал уменьшенную модель Чикаго — по крайней мере, центральной его части в радиусе четырех миль от Бёнем-Харбор. Каждая улица, каждый дом были представлены здесь в упрощенном, уменьшенном виде. Я изготовил их из олова, но каждый элемент содержал крошечную частицу оригинала — коры с деревьев, крошки асфальта с дорожного покрытия, осколки кирпича (мне долгое время приходилось ходить с молотком в кармане). Модель открывала мне новые, весьма любопытные пути использования магии, и с ее помощью я мог теперь узнать о Сером Плаще гораздо больше, чем всего год назад.
Ну… или все могло рвануть к чертовой матери. Тут уж или одно, или второе.
Чародей я все-таки очень еще молодой, а Маленький Чикаго — безумно сложная игрушка, в которой циркулирует чертова уйма магической энергии. Мне приходилось из кожи вон лезть, совершенствуя модель с тем, чтобы она соответствовала постоянно меняющемуся городу. В противном случае модель могла выйти из строя, причем, вполне возможно, очень впечатляющим образом. Действительно, неконтролируемое высвобождение такого количества энергии в замкнутом пространстве лаборатории превратило бы меня в хорошо прожаренный стейк.
Короче, Маленький Чикаго — сложный и дорогой инструмент, и я ни за что бы не взялся за его изготовление, не будь у меня квалифицированного консультанта.
Я достал из кармана спичечный коробок, поставил его на край стола и повернулся к черепу.
— Поднимайся, Боб, — сказал я. — Дело есть.
Череп на полке пошевелился, и в пустых глазницах его загорелись крошечные огоньки. Послышался звук, напоминающий человеческий зевок, и череп повернулся в мою сторону.
— Что стряслось, босс?
— Новый злодей, и действует чертовски грамотно.
— Он что, перешел на метрическую систему? — удивился Боб. — Наш, американский злодей должен действовать не граммотно, а унциево!
— Что-то настроение у тебя игривое.
— Я просто возбужден. Ведь я сейчас повидаюсь с пышечкой, правда?
Я бросил на череп строгий, очень строгий взгляд.
— Она не пышка. И не пончик. И не ром-баба. И вообще, не баба. Она моя ученица.
— Как ни назови, — возразил Боб. — Но ведь я ее сейчас увижу, да?
— Нет, — отрезал я.
— Ох, — сказал Боб, вложив в это междометие всю обиду и разочарование шестилетнего ребенка, которого только что отправили спать из-за праздничного стола. — Почему нет?
— Потому что она все еще не научилась мудро распоряжаться своей силой, — ответил я.
— Так я ей помогу! — обрадовался Боб. — Уж с моей-то помощью она столько всего сможет!
— Вот именно, — кивнул я. — Запомни, ты под колпаком, пока я не скажу иначе. Не привлекай к себе внимания. Не смей открывать ей того, кто ты на самом деле. При Молли ты просто неодушевленная игрушка — вплоть до дальнейшего моего распоряжения.
— Гммм, — вздохнул Боб. — Такими темпами мне ни за что не увидеть ее нагишом вовремя.
— Вовремя? — хмыкнул я. — Для чего?
— Для того, чтобы восхититься ею в расцвете ее юной, невинной, полной жизненных соков красоты! А так к моменту, когда ты разрешишь мне поговорить с ней, боюсь, она начнет увядать.
— Почему-то я почти уверен, что ты переживешь такой удар.
— Жизнь, Гарри — это не только выживание.
— Верно, — согласился я. — Есть еще работа.
Боб закатил глаза-огоньки в пустых глазницах черепа.
— Брат мой. Ты держишь ее за монашку, а меня заставляешь работать как собаку. Это несправедливо.
Я начал собирать все необходимое, чтобы завести Маленький Чикаго.
— Кстати, о собаках. Сегодня вышла странная история, — я рассказал Бобу про Мыша и его лай. — Тебе известно что-нибудь про Храмовых Собак?
— Больше твоего, — вздохнул Боб. — Но ненамного. По большей части почерпнутое из слухов и сказок.
— И ничего, похожего на правду?
— Почти ничего. Ну, несколько моментов, на которых сходятся различные источники.
— Валяй.
— Они не совсем смертные, — сказал Боб. — Это потомки священной собаки Фу и земной суки. Они очень умны, очень преданы, выносливы и при необходимости могут здорово надрать кому-нибудь задницу. Однако основная их функция — сторожевая. Они следят, не проникает ли в наш мир темных духов или энергий, они охраняют людей или их территорию, а также предупреждают их и всех остальных об опасности.
— Что ж, тогда ясно, почему Старая Май отрядила на помощь Стражам изваяния этих Храмовых Псов, — я достал метелку, сделанную из рябиновой палочки и связки совиных перьев и осторожно смахнул ею пыль с миниатюрного города. — А что насчет этого лая?
— Их лай обладает некоторой сверхъестественной силой, — ответил Боб. — Во многих преданиях говорится о том, что его слышно на расстоянии до пятидесяти или даже шестидесяти миль. И его свойства не ограничиваются физическими: он способен проникать в Небывальщину, и его улавливают даже бестелесные создания. Они его боятся; большинство их бежит его как огня — кстати, при необходимости Мыш может запросто запустить зубы, несмотря даже на то, что они духи. Я думаю, этот лай-будильник, о котором ты говоришь, является частью его сторожевых свойств, этаким оповещением о грозящей опасности.
