— Типа того, — подтвердил я. — Ты сказал, они захватили двоих наших?
Он кивнул, и лицо его потемнело.
— Ужасную Двойню. Они ушли на гору поискать место для занятия. Наверное, хотели покрасоваться.
— Шестнадцать, — пробормотал я. — Господи.
Рамирес поморщился.
— Я кричал им, чтобы они вернулись, и тут из кустов выскочили вурдалаки и схватили их, а еще трое гадов, оказывается, пробрались в старую кузницу и открыли огонь.
— По следу идти умеешь? — спросил я его.
— Я думал, это вашего англосаксонского брата учат всем этим бойскаутским штучкам. Я рос в Эл-Эй.
Я резко выдохнул, пытаясь прочистить мозги.
— Люччо занята. Раненых много. Значит, за двойняшками некому идти, кроме нас двоих.
— Придется, блин, — буркнул Рамирес. — Как?
— У тебя пленные есть?
— Двое, которых я не добил.
— Вот мы их и допросим.
— Думаешь, они выдадут своих дружков?
— Если поверят, что это спасет им жизнь? — хмыкнул я. — Быстрее быстрого.
— Вот хорьки, — поморщился Рамирес.
— Такова уж их натура, дружище, — сказал я. — Глупо ненавидеть их за это. Лучше радуйся, что мы можем использовать это во благо. Идем.
Глава ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Вурдалаки лежали, припорошенные светло-серой пылью, тонкой как детская присыпка — всем, что осталось от испепеленных Рамиресом стены, их спутника, а также правых руки и ноги одного из оставшихся в живых. Раненый вурдалак, тело которого под воздействием шока вернулось в естественное состояние, лежал, хрипя и плюясь пылью. Второй, лежавший рядом, сохранил более-менее человеческую внешность и в одеянии из оборванных тряпок песчаного цвета напоминал персонажа из «Лоуренса Аравийского». В нескольких футах от них лежал на земле еще один «Калашников», на который наступил ногой Билл Майерс, молодой Страж, стволы дробовика которого целились в голову оставшемуся целым вурдалаку.
— Осторожнее, — предупредил Майерс. Выговор он имел протяжный, обычный для сельских жителей к западу от Миссисипи, хотя сам был родом из Техаса. — Я их не обыскивал, и английского они, похоже, не знают.
— Что? — удивился Рамирес. — Чушь какая-то. Кому придет в голову забрасывать вурдалаков вглубь вражеской территории, если они не могут сойти за местных?
— Кому-то, кто не заботится о пересечении границы, о свидетелях или копах, — тихо ответил я. — Кому-то, кто перебросил их прямо сюда оттуда, откуда они родом — через Небывальщину, — я покосился на Рамиреса. — Как ты думаешь, как они еще могли миновать часовых и оберегов?
— Я думал, эти подступы у нас тоже охраняются, — буркнул Рамирес.
— Небывальщина полна всяких фокусов, — заметил я. — Всех не предугадаешь. Кто-то оказался пронырливее нас.
— Вампиры? — спросил Рамирес.
Я очень старательно обошел молчанием Черный Совет.
— А кто еще?
Рамирес сказал им что-то по-испански.
— Брось, — буркнул Майерс. — Думаешь, я не пробовал уже?
— Эй, — вмешался я, шагнул к оставшемуся целым вурдалаку и пнул его ногой. — На каком языке вы говорите?
Выглядевшая почти как человек тварь опасливо покосилась на меня, потом на своего спутника. Он буркнул что-то очень быстрое, текучее. Его компаньон откликнулся сквозь зубы; эти звуки показались мне смутно знакомыми.
Секунды утекали сквозь пальцы, а двое детей оставались в лапах одной из этих тварей. Я обратил мысли внутрь, в тот уголок моего сознания, где проживала тень Ласкиэли. Ты поняла чего-нибудь?
Образ Ласкиэли отозвался практически немедленно.
Первый спросил у второго, понимает ли он, о чем мы говорим. Второй ответил, что нет, и что вы, скорее всего, решаете, кому из вас и как их убить.
Мне нужно поговорить с ними, сказал я. Можешь поработать переводчиком?
Мне вдруг почудилось, будто кто-то стоит вплотную ко мне — я почти физически ощущал, как стройная женская фигура прижимается к моей спине, охватив руками за пояс, ощущал мягкое дыхание и движение губ у себя над ухом. Это было странное ощущение, но не лишенное приятности. Я поймал себя на том, что мне это нравится, и твердо напомнил себе о том, чем могут закончиться шашни с демоном.
С твоего позволения, хозяин мой, тебе достаточно обращаться к ним по-английски, сказала Ласкиэль. Я переведу это из твоего сознания, и они услышат слова своего языка с твоих губ.
Мы можем обойтись без образа, объединяющего их языки и мои губы, заметил я.
Ласкиэль довольно усмехнулась у меня в сознании, и я продолжал еще улыбаться, когда повернулся обратно к вурдалаку.
— О’кей, жопа, — сказал я. — У меня пропало двое детей, и единственный шанс для вас выбраться отсюда живыми — это если я получу их обратно. Ты меня понял?
Оба вурдалака, вздрогнув, повернулись ко мне, и изумление ясно читалось даже на морде того, что окончательно утратил человеческие черты. Примерно так же смотрели на меня Майерс с Рамиресом.
— Да, — пробормотал раненый вурдалак, как мне слышалось, по-английски.
Темные, пышные брови Рамиреса, казалось, перекочуют на затылок.
Мне пришлось напомнить себе, что все это не так уж круто. Я пользовался опасным инструментом, который рано или поздно обернется против меня, каким бы крутым ни выглядел бы я сейчас в глазах других Стражей.
Дети, Гарри. Думай о детях.
— Зачем вы захватили этих детей? — спросил я у вурдалака.
— Должно быть, они подошли слишком близко к укрытию Муржека, — ответил тот, что почти походил на человека. — Мы не собирались брать пленных. Это просто набег. Мы здесь, чтобы атаковать и исчезнуть.
— Куда исчезнуть?
Вурдалаки замолчали и переглянулись.
Я отвел ногу назад и пнул того, что почти походил на человека, в лицо. Он испустил высокий, пронзительный звук — не от боли или злобы, но как скулит собака, пытаясь сдаться на милость более сильного противника.
— Куда? — повторил я.
— Наши жизни, — прошипел раненый вурдалак. — Обещай нам жизнь и свободу, о Великий. Дай нам обещание.
— От свободы вы отказались в мгновение, когда пролили нашу кровь, — прорычал я. — Но если мне удастся вернуть детей, вы останетесь живы. Даю слово.
Вурдалаки снова переглянулись, потом тот, что почти походил на человека, заговорил.
— В глубокие пещеры над вашим лагерем. Первая глубокая расселина, считая от солнца. В камнях рядом с ней вход в Царство Теней.
Я мысленно повернулся к своей переводчице. Он имеет в виду Небывальщину?
