Давая Кайлу фору во времени, мы рисковали в другом плане – рассвет всё приближался, и сторожевая система Мальтазара работала всё лучше. Воздушные шары, наполненные газом и оклеенные зеркальными пластинами, пламенели высоко-высоко в небе, ловя солнечный свет и окружая территорию россыпью солнечных зайчиков даже в такой глухой час. Правда, Мальтазара это сегодня не спасло – видимо, как я и надеялся, с Кайлом была Тьма.
Шары управлялись системой верёвок, но Кайл ещё не успел в ней разобраться, и мы проскочили сквозь прорехи в световом заслоне – но, увы, не все. Один из моих воинов попал под солнечный луч, и, хотя доспехи отразили его страшный свет, всё же шар, вращаясь в вышине, скользнул по его лицу жарким бликом, и воин, словно от удара молота, вылетел из седла. На землю свалились уже пустые доспехи, тело же моего солдата серой пылью рассыпалось в пробитой светом ночи. Я с досадою вскрикнул, пожалев о том, что не заказал полированные забрала. Впрочем, солнцу достаточно было бы и смотровой щели.
Во дворе крепости, куда не могли отбросить луч висящие где-то прямо над нами шары, мы спешились. Затем мы взялись за руки, цепью, и первой была Бел. Она произнесла короткое слово и ударила в ворота ногой, обутой в кожаный ботинок. Это была магия – удар Бел имел нашу общую силу, как если бы в одну точку ударило четверо вампиров.
Дверь распахнулась внутрь. С Бел всё решалось быстро.
Мы развязали мешки и бросили внутрь спящих зайцев. Бел хлопнула в ладони, и они полетели кубарем, на ходу превращаясь в волков. Это были не те пять настоящих зайцев, которых продал нам Безлицый. Это были пятеро заколдованных Бел оборотней.
Мы захлопнули двери и некоторое время стояли, слушая шум внутри замка. Вампиры и оборотни никогда не ладят. Тут истории не врут.
Когда стало тихо, мы вошли в разорённую цитадель Мальтазара, который, вероятно, был мёртв ещё до нашего приезда. Иногда очень полезно поделиться с кем-то своей тайной, а потом смотреть, как они загребают для тебя жар.
Мы поднялись по ступеням, серым от праха вампиров, переступая через тела убитых оборотней, мимо поваленных ваз и покосившихся картин. Оборванные гобелены беспомощно хлопали в темноте, терзаемые сквозняком. Мы наступали на окровавленное оружие, на помятые и пробитые доспехи, на одежду, тела обладателей которой теперь носило по полу серой пылью. Совсем недавно здесь кипело два жарких боя, один за другим. Кайл победил и Мальтазара, и оборотней, но и сам потерял почти всех людей.
Мы вышибли деревянные двери – на этот раз без магии – и вошли в главный зал.
Их было пятеро. Кайл стоял с мечом наголо, тяжелый взгляд его единственного глаза прижал бы человека к стене. Меня его клинок не волновал, потому что не было в округе мечника лучше меня, а взгляды на меня не действовали.
Люди Кайла, трое, в кольчугах с наплечниками, бросились на нас, и мы схватились с ними. Бел никогда не использовала боевую магию и тут нам не помогала – у меня не хватило бы средств, чтобы подкупить этот её принцип, если такое вообще возможно.
Их было мало, и они были изранены. Мы уничтожили всех.
– Ты подставил меня, Людвиг! – заорал Кайл, оставшийся без единого воина.
– Ты хотел обмануть меня, Кайл, – ответил я, не останавливаясь. – Ты ехал помешать моей свадьбе, не так ли?
– С чего ты взял, что она твоя? Джейн выйдет за первого из нас, кто встретит с ней её совершеннолетие!
Он оскалился, демонстрируя клыки, и зарычал. Это произвело мало впечатления – у меня были такие же.
– С того, что это буду я, – я указал на себя пальцем и шагнул к нему, поднимая мой единственный в своём роде меч.
– Служи мне, Тьма! – воскликнул он. Тьма, дева с чёрными волосами, безучастно сидевшая на высоком стуле, встала и свела ладони. Две гигантских тени скользнули по стенам, погасли все свечи, упали портьеры, захлопнулись двери, и мы очутились в полной темноте.
Бел за моей спиной, я знал, моргнула два раза, и всего лишь на секунду, между взмахами век, её глаза засияли белым. Даже в этой тьме.
Яростный зрачок Кайла полыхнул алым, выдавая его. Мне хватило мгновения. Мы скрестили мечи, брызнули и погасли искры. Он смог отбить лишь один мой удар, а вторым я зарубил его. Он рассыпался пылью, как любой вампир от удара посеребрённым клинком.
Стояла полная темнота и тишина.
– Теперь ты будешь служить мне, Тьма? – спросил я у этой темноты.
– Если заплатишь, – был ответ.
Я знал, что если отвечу отказом, то, когда зажгу свечу, в комнате уже никого не будет. Тьму не удержать.
– Что ты пожелаешь за службу?
– А как долго тебе будут нужны мои услуги?
– До следующей ночи, – ответил я, ибо рассчитывал завтра на закате надеть венец Мал Мидда.
– Тогда – коня, чтобы ехать, и любую из вещей, что мне понравятся за срок службы. Одну, на твой выбор.
Я кивнул. Это были щадящие условия. Тьма могла потребовать что угодно и взять обещанное хоть вместе с твоей жизнью.
Мы подожгли замок – портьеры, дерево, гобелены, ковры и запасы вина горели неплохо, хотя камень, конечно, устоял – и отправились в путь. Вставало солнце, которого я не видел уже двенадцать лет. Но это было не страшно – с нами ехала Тьма, ехала на коне моего солдата, того, что погиб ночью. Если рядом с вампирами настоящая Тьма, им не страшно солнце. Я нанял её и знал, что она не оставит нас, покуда не наступит ночь. Либо же пока я, нанявший, не паду. Я надеялся, до такого драматизма не дойдёт.
Глаза привыкли, и я смотрел на день, запоминая каждую его деталь. Было целое море света, и я наслаждался цветами и оттенками, которые почти успел позабыть. Тёмно-красные флаги наши оказались великолепны при свете дня, и даже серые плащи, наброшенные на наши медные доспехи, выглядели отлично. Седые волосы Бел сияли снежной белизной, на щеках лежал румянец. Я никогда не видел её днём. Ей он был не страшен – Бел не была вампиром, она была волшебницей.
– Мне нравится Бел, – сказала вдруг Тьма.
– Надеюсь, тебе понравится что-нибудь ещё, – сказал я. – Потому что Бел не принадлежит мне.
– Принадлежит на срок, на который ты её нанял. Ты знаешь правила.
– Ты обожжёшь руки о такой выбор.
– Это мой выбор. У тебя он тоже будет, не опасайся. Я думаю, мне понравится что-нибудь ещё.
Тьма замолчала. Бледный лик её казался белым, как у статуи, а длинные, до земли, волосы были темнее ночи.
Сначала мы ехали прозрачным лесом, где в лицо иногда летел, кружась, жёлтый или красный осенний лист. Потом дорога ушла в дремучий дубовый лес, где лоскуты неба сквозь листву казались звёздами. Я даже ощутил, что скучаю по солнцу. Воины мои, никогда не видевшие дня, освоились и не могли наглядеться.
Тут имелась работа для Бел. Она, уставшая уже в седле – ей было немало лет – молчала всю дорогу, абсолютно игнорируя даже Тьму. Выпрямилась, произнесла длинное, ритмичное заклинание, и снова замолчала. Ничего не изменилось, но, я знал, со стороны мы все теперь выглядели как девы в белых платьях, на белых лошадях. Как белые сёстры Милены. Лишь Тьма и Бел оставались в собственном обличье. Тьма – потому что такова была её природа, Бел – потому что не применяла к себе свои заклинания.