– Чего он? – спрашивала Марева, тоже вглядываясь в лес.
– Дело делает, – отвечал Бастиан. – Чует ведьму. Или Птицу.
Марева ёжилась под плащом и вжималась Бастиану в грудь. Потом успокаивалась, до следующей злой Мословой выходки.
Начался дождь. Запахло прибитой пылью и холодом. Бастиан подумал, не пора ли сломать печати на оружии. Вразумлять словом… И скольких он вразумил? Бастиан невесело усмехнулся.
Он проверил пистолет и распечатал ножны – на ходу, не останавливаясь. Марева поникла, закуталась в плащ и стала как-то ещё меньше под дождём. От неё почти не было тепла. Дождь по-прежнему шёл редкий, но туча уже летела в их сторону, низкая, рваная и тёмная, как раненая рыба, исходящая блёклой, серофиолетовой кровью в мутной воде небес.
Бастиан узрел курящуюся дымовую трубу за пеленой дождя и в который раз убедился, что Мосол не ошибается.
Он свернул в лес, изо всех сил удерживая рвущегося вперёд коня.
– Дальше, пожалуй, я сам, – сказал Бастиан.
– Боишься, помешаю, что ли? – спросила Марева, склонив голову, но спрыгнула на землю, легко, не успел капитан коснуться её.
– Я знаю Ледо, – сказал он вместо ответа, – и она может быть опасна. От настоящего имени она никуда не денется, но откуда мне знать, сколько имён себе она взяла вообще, и какие аспекты по каким именам растыкала? – Бастиан смахнул капли с полей шляпы. – Уж заставить её стоять столбом я точно не смогу, заклинай не заклинай.
– Она сильная ведьма?
– Не из слабых.
– А отчего её зовут Лайкой?
– Потом расскажу.
– Долгая история, да?
– Есть примета такая – не обсуждать работу до работы, – ответил он. – Мне пора.
Бастиан привязал чубарого к дереву стальной цепью. Он был немал, с тех пор, как его вытащили из варева, наел тела, вернул себе крепкие мускулы и, чуя цель так близко, мог буянить и рваться с привязи. Капитан подозревал, что конь собирается ломать дерево, как только он сам уйдёт.
Капитан проверил, как вынимается клинок, и пошёл к лесистому обрыву, за краем которого, высунув лишь сизую закопчённую трубу, прятался дом Ледо Ютры. За ним, в разрывах рыжей ряски, открывалась чёрная, рябая от дождя гладь озера под названием Ржа.
Спустился с обрыва он быстро, благо была тропинка; обошёл старый бревенчатый дом между пеной побережья и столь же старым, но крепким забором.
Здесь ему не нравилось. Грязь, подсохшая сверху коркой, под ногами была податливо-мягкой, а озеро вблизи оказалось таким чёрным, будто в нём стояла ночь. Интересно, подумал он мимоходом, а эта вода тоже горит?
На поверхности плавали красные и седые листья. Ветер не долетал до этого места. Мёртвая трава цвета костей и камыши, засохшие, казалось, годы тому назад, жались к берегу. Над водой, как застывшие щупальца, или челюсти, или позвоночники давно умерших диковинных зверей, вздымались ржавые зубчатые дуги, истлевшие до бумажной тонкости шестерни; шелушились бурой и огненно-рыжей окалиной, утопали в озере. То был старый механизм, а от вида старых механизмов у капитана всегда портилось настроение, становилось неуютно, словно холодная вода течёт за шиворот, и ветер задувает за пазуху. Этому металлу было много сотен лет, а он до сих пор не рассыпался до конца, и наверху дуг можно было ещё рассмотреть старые клейма. Те люди застали времена, когда на небе была только одна Луна.
Летел пух от камышей, лез в лицо, и Бастиан глубже надвинул шляпу.
Потом ударил ногой в калитку ворот, так, что жёлтый лишайник посыпался на землю. Дверь отозвалась недобрым гулом. Заперто. Ржавые гвозди, торчащие из верхней поперечной балки, мешали перелезть.
– Открывай! – рявкнул он. – Стрегоньер требует!
Понятно было, что так никто не откроет, но он как-то так привык к заведённой процедуре. Тем более, раз печь топилась, стрега Ютра точно была дома.
– Акло Хайнант Ледо Ютра, дочь Эрландо, именем Королевства, открывай!
Такой зычный рык всегда удавался Бастиану. Противостоять простому прямому воззванию к настоящему имени никакая стрега не могла, но… Лишь в том, что касалось простых действий. Дверь она ему откроет, первое заклятие самое сильное. Может быть, ему удастся заставить её говорить только правду. А вот на большее его магических умений вряд ли хватит. Остаётся полагаться на голову и руки.
Он услышал, как упали с двери крюк и засов. Видно, заговорённые, раз хозяйка открыла их, не подходя к дверям.
Толкнул калитку и вошёл, держа руку на рукояти меча.
Дом ведьмы зло глянул мутными плитками окон. Под сапогами расползлась грязь. Пахло аиром и тиной с болота, и авериановой травой. Он огляделся, коротко. Столбы ворот и частокола заросли мхом изнутри, в торце двора валялась какая-то железная рухлядь, накрытая мокрыми плетями безлистого, жухлого плюща; медный чан под водостоком полнился дождевой водой, в которой плавали сор и мёртвый шершень.
Но это он отметил вскользь, потому что из-за угла дома появилась хозяйка.
Высокая, черноволосая, с седыми прядями и пучками сухой травы, вплетённой в мелкие косы. Глаза её почему-то слезились, обильно; светлые, с бирюзовой искрой и угольным контуром радужной оболочки.
– Бастиан, – выплюнула, пролаяла Лед о и заворчала, как дворняга. Кожа на её крупном, покатом лбу и высоких скулах была бела, и стрега казалась совсем молодой. Хотя только казалась.
– Ледо.
– Что тебе надо, Бааааа-ааг-афффф-аггг!
Бастиан вспомнил вопрос Маревы. Почему Ледо Ютра получила своё прозвище.
Так же внезапно и моментально он вспомнил того колдуна с чёрной, растрескавшейся костяной рукой; две потемневшие, словно окалиной покрытые кости, растущие из пожёванного, усохшего локтевого сустава. Самым жутким было то, что рука двигалась.
Тогда ему чуть не отрезали язык, Ледо же своего однажды лишилась, будучи приговорена к такому наказанию по закону. Ходил слух, что палач позже умер от её укусов. Но дело было сделано.
Впрочем, потом Ледо пришила себе новый; говорят, чёрными нитками, в знак того, что не забудет этого и не простит. Правда, язык был собачий. От этого Ледо иногда срывалась на лай.
Она и на вид напоминала собаку: яркие глаза с тёмным ободом, вытянутая челюсть. Или чужеродная часть тела так подействовала, или Ледо и раньше походила на псину?..
– Ты позвала Красную Птицу? Больше здесь просто некому, так ведь? И ты знаешь, что за это бывает.
– Знаааагррр… Знаю. Но это не я.
– Акло Хайнант Ледо Ютра!
В ответ ведьма зло залаяла, сжав крупные кулаки.
– Акло Хайнант Ледо Ютра, дочь Эрландо! Ты позвала Красную Птицу? Отвечай, заклинаю!
Бастиан охрип от собственного рёва и даже взмок.
– Д-д-д-д-да! – с ненавистью проскрежетала ведьма. Дождь немного стих. Бастиан не знал, зависела ли местная погода от стреги, но полагал, что нет. Хотя погода была самая что ни на есть собачья.
