– Погоди, Пепе, – дон Карлиони наконец-то нащупал пятками тапочки и теперь пытался их нацепить. – Ты же понимаешь, что войны нам не выдержать. Что сейчас любая наша ошибка равна уничтожению дома Карлиони. Нашего дома, Джузеппе. Нашего клана. Семьи.
– Послушайте, дон Карли…
Телефонный звонок заставил консильери замолчать. Дон взглядом попросил оставить его одного, и как только дверь закрылась, взял трубку.
– Мы тут собрались на большую рыбалку, Карло. Ты ведь с нами? – пророкотала трубка голосом Аффатто. – Втроем поудить не вышло, а жаль.
– Где и когда рыбачим? – весело поинтересовался дон.
– Где и в прошлый раз. Сегодня в полдень. И никого с собой не зови. Посидим тесным кружком. Поболтаем.
– Слово Карлиони, что не опоздаю.
– Твое слово нынче не в цене, Карло. Прости.
Дон Карлиони хотел что-то добавить, но на той стороне бросили трубку, не попрощавшись.
«Слово не в цене!» Дон Карлиони схватил аппарат и с яростью швырнул его о стену. Тут же в дверь просунулась бритая голова консильери.
– Все в порядке?
– В полдень объявлен Большой Совет. Прикажи подать мулизин.
* * *
План был прост. Даже примитивен. Сначала я думал обойтись лишь поджогом. Скорее всего, расстрела зрителей и «уничтожения» кукольного бизнеса Барбаросса хватило бы для того, чтобы семьи решились на Совет. Однако хотелось действовать наверняка. А для этого единственного и довольно «сомнительного» прецедента могло не хватить.
– Твой отец всегда может раскрыть твоё «нечеловеческое» происхождение, и тогда из дона Тино ты превратишься в одуревшую куклу, решившую отомстить своему кукольнику, – сверчок сидел в моем кресле и обрабатывал ногти пилкой.
– Отец так не сделает.
– Уверен? Думаешь, кусок дерева для него важнее дела всей его жизни?
– Нууу… – я вдруг понял, что действительно не знаю, что для отца представляет наибольшую ценность.
– А не он, так плотник Пепе. Поэтому оставь театр напоследок. Финальный аккорд, так сказать. Парад-алле! Для начала навести старушку Перрес. Передай ей от меня привет. Она с радостью пойдёт навстречу. Мало того, что старуха уже лет сто мечтает влезть на рынок со своими пиявками, так у неё ещё и немалый зуб на советника Барбаросса.
– На Марко?
– Кажется, его теперь так зовут… Да…
– Ну да. Duro Marko – упертый Марко.
– Раньше его звали по-другому. Он тогда не стеснялся своей истинности.
– Фурри? – если бы я был человеком, мои глаза сейчас поползли бы на лоб от удивления, а так я всего лишь шевельнул бровями.
– Пиявка-фурри. Обычная пиявка. Однажды он здорово подставил кое-каких неплохих истинных, после чего ему выдали человеческое имя и даже паспорт, – сверчок грустно пожал острыми плечами. – Это уже не важно. Короче, Перрес его не слишком любит. А тебе не придётся искать повод для созыва консилиума…
– Большого Совета, – поправил я, задумавшись над предложением сверчка.
Я думал, поджога будет достаточно, но слова сверчка меня смутили. Кто знает, как поступит отец, если на карту будет поставлена его империя – его детище. А я? Что я? Говорящее полено или растопка для барбекю. А… ещё умелая «обезьянка», привыкшая постоянно изображать кого угодно, только не себя самого. Тогда мне показалось, что я почувствовал что-то вроде легкой грусти.
* * *
Я всегда осознавал, что отец сделал меня от безысходности и отчаяния. Когда он понял, что после ранения больше не сможет иметь детей, то почти сошёл с ума. Синевласка-Ви замечательно изображает это состояние, заламывая к потолку фарфоровые ручки. Сошёл с ума или обезумел от горя… Всякий раз, когда я пытался представить обезумевшего от горя дона Карлиони, мне даже хотелось улыбнуться. Но факт остается фактом – однажды дон Карлиони решил, что если иначе не выходит, то нужно сделать наследника из дерева. Как нельзя кстати подвернулся Пепе, который не поленился, съездил на родину и среди кучи обрезков разыскал подходящее полено. И тогда дон Карлиони – бывший кукольник и отличный мастер – закрылся у себя в комнате и через несколько дней вышел с куклой на руках.
Наверное, он возлагал на меня надежды. Вот только как можно надеяться на того, кто лишен способности любить? Меня довольно долго интересовало, насколько хорошо отец осознает мою эмоциональную несостоятельность? Потом я понял, что он просто хотел поверить в то, что я обычный ребёнок. Ему даже не мешало то, что я не ем, не сплю, и что раз в год ему приходится поправлять моё тело.
– А теперь пойдем взрослеть? – он весело хлопал меня по плечу и дурачился.
Отец даже огорчился, поняв, что из меня вырос глупый и ленивый юнец. Ему снова не пришло в голову, что я притворяюсь. Притворяться глупеньким Тино было удобно. Когда тебя не воспринимают всерьёз, говорят много лишнего. Ещё больше лишнего думают. А если ты с детства привык «читать чувства», то «читать мысли» легче легкого.
Легче легкого.
* * *
Я стоял у окна и смотрел, как садовник (другой, а не тот, кого я так любил копировать в детстве – тот давно уже умер) стрижет акации.
– Ну? Мы уже устали ждать. Что дальше, Тино? – Ви ходила из угла в угол, изображая нетерпение.
– В полдень всё случится! Твоя тала, Ви! Наша тала, – я осторожно положил на рычаг трубку параллельного с отцовским телефона. Когда тебя считают идиотом, можно делать удивительные вещи.
Дон Карлиони уже садился в свой мулизин, когда испуганный капорегиме протянул ему записку. Записку капорегиме передала лиса-фурри, неясно каким образом оказавшаяся в это время дня в городе.
«Па. Если ты не придёшь немедленно, они меня подожгут. Иди за лисой, она знает, где я нахожусь. Твой сын Тино».
Старик долго смотрел в бумажку, как будто заново учился читать. Потом подозвал консильери и надолго, слишком надолго для великого Дона закашлялся.
– В чем дело, дон? Что случилось?
– С Тино беда. Кхаххаа… Он попал в переделку. Надо ехать. Надо спасать сына. Или его кхаххаааххх… сожгут! Я вынужден пропустить Большой Совет, Пепито. Я должен! Это мой сын.
– Нет! Если вы пропустите Совет, то это конец! Конец! Никто больше не поверит слову Карлиони. Понимаете? – Джузеппе покраснел, его лоб взмок так, что, казалось, ещё чуть – и пот закапает на плитку патио.
– Я поеду, Пепе. Ты не спорь со мной, ладно? – в голосе дона не было угрозы, но Джузеппе отчего-то вдруг отступил назад и замолчал. – А ты бери другую машину и езжай на Совет. Скажи, что дон Карлиони передал тебе все полномочия. Теперь ты – дон.
Дон Карлиони посмотрел на свою руку и быстро, не задумываясь, снял перстень, который носил не снимая уже пятьдесят лет.
– Держи. Так даже лучше.
