Я даже усмехнулся.
— Ага. Вы просто святой.
— Придет такой день, — заявил Никодимус. — Придет день. Но пока я предлагаю встречу с глазу на глаз. Разговор. Только вы и я.
— Чтобы вы и ваша братия навалились на меня одного? Спасибо, не надо.
— Ну же, Дрезден. Как вы говорите, я действительно желаю сделки. Если вы готовы гарантировать мне беспрепятственный проход, мы можем встретиться даже на вашей территории.
— Да ну? — восхитился я. — И где же?
— Признаюсь, мне это совершенно безразлично, только бы меня не видели в вашем обществе, пока на вас этот костюмчик с чужого плеча.
По спине моей побежали мурашки. Я чуть повернул голову. Выходящие на задний двор Карпентеров окна были задернуты занавесками и шторами, но не плотно. Горевший на кухне свет превращал их в зеркала. Что там, за ними, я не видел.
— Так как мы решим, Дрезден? — поинтересовался Никодимус. — Дадите ли вы мне гарантии свободного прохода для беседы? Или мне приказать моим людям открыть огонь по той милой юной даме у раковины?
Я покосился через плечо на мывшую посуду Молли. Она, разумеется, тоже наблюдала искоса за моим телефонным разговором, хотя и старалась не показать этого.
Вряд ли мне удалось бы предупредить кого-либо прежде, чем люди Никодимуса открыли бы огонь — и я верил, что они там действительно находятся. Возможно, в домике на дереве. С него открывается неплохой вид на кухню.
— Ладно, — произнес я громко, чтобы слышали все. — Я даю вам гарантии свободного прохода. На десять минут.
— В надежде на смерть? — предположил Никодимус.
Я оскалил зубы в улыбке.
— При таких ставках кому-нибудь обязательно придется.
Он снова рассмеялся.
— Сохраните содержание этого разговора между нами двоими, и это будет не кто-либо из находящихся у вас на кухне.
В трубке послышались гудки.
Мгновением спустя кто-то постучал в дверь.
Рычание Мыша слышали, наверное, и на улице, хотя он оставался в гостиной.
— Гарри? — спросил Майкл.
Я нашел свои башмаки и сунул в них босые ноги.
— Я выйду поговорить с ним. Следите за нами, но не предпринимайте ничего, если только он не начнет первым. И следите за тылами. Прошлый аналогичный разговор с ним был отвлекающим маневром, — я встал, накинул ветровку и взял свой посох. Потом посмотрел Майклу в глаза. — Следите за тылами.
Майкл чуть заметно кивнул. Потом взгляд его скользнул поверх моего плеча, на окна.
— Будьте осторожны.
Я достал из кармана браслет-оберег, застегнул его на запястьи и поморщился, когда маленькие серебряные щиты царапнули по старым ожогам.
— Вы меня знаете, Майкл. Я всегда осторожен.
Я подошел ко входной двери и выглянул в окно.
Уличные фонари не горели — все, кроме одного, напротив дома Майкла. Никодимус стоял посереди улицы. Длинная, темная тень протянулась от него по снегу в направлении, прямо противоположном тому, куда ей полагалось бы падать, исходя из положения источника света.
Мыш подошел и решительно остановился рядом со мной.
На мгновение я положил руку на мощный загривок моего пса, вглядываясь в темноту. Я не увидел ничего — что, разумеется, ничего не означало. В темноте мог скрываться абсолютно кто угодно.
Единственное, что я знал точно — это что где-то там находится маленькая напуганная девочка.
— Идем, пес, — сказал я Мышу и вышел на снег.
Глава ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Снова начался снегопад. Пять или шесть дюймов снега нападало с тех пор, как кто-то в последний раз чистил дорожку от крыльца Карпентеров. Снег под подошвами моих башмаков звонко хрустел в ночной тишине. Должно быть, мои шаги было слышно в соседнем квартале.
Никодимус ждал меня в по обыкновению небрежном, но стильном наряде: темно-зеленой шелковой сорочке и черных брюках. Он стоял, наблюдая за нашим приближением, с нейтральным выражением лица, чуть прищурив глаза.
Я поежился, когда меня коснулось дыхание холодного ветра, и мои усталые мышцы едва не отказались мне повиноваться. Черт подери, ведь это я, вроде как, работаю на Зимнюю Королеву. Так какого черта кому-то другому куда уютнее, чем мне, в этом эпицентре метели?
Я остановился у калитки Майклова палисадника и уперся посохом в снег. Некоторое время Никодимус смотрел на меня молча. Тень подвинулась, закрыв его лицо, так что выражения его я почти не видел.
— Что, — негромким, убийственно-ледяным тоном произнес он, — это?
Мыш пристально посмотрел на Никодимуса и испустил рык, такой низкий, что вокруг него взвились с земли снежные хлопья. Мой пес оскалился, выставив на обозрение свои белые клыки, и зарычал громче.
Блин-тарарам. Я никогда еще не видел, чтобы Мыш реагировал так на кого-либо… ну, если не считать конкретного махалова.
И, похоже, Никодимусу Мыш тоже не очень понравился.
— Отвечайте на мой вопрос, Дрезден, — прорычал Никодимус. — Что это такое?
— Мера предосторожности. Чтобы не увязнуть в снегу, — сказал я. — Он учится на сенбернара.
— Прошу прощения? — не понял Никодимус.
Я сделал вид, что прикрываю уши пса рукой.
— Только не говорите ему, что на самом деле они не таскают на шее бочонки бухла, — произнес я театральным шепотом. — Это разобьет ему сердце.
Никодимус не трогался с места, но тень его поползла по снегу, пока не улеглась бесформенной лужей между ним и Мышом. Лицо его снова выступило на свет, и он улыбался.
— Гм. Так мне в лицо не дерзили уже довольно давно. Позволите задать вам один вопрос?
— Почему нет?
— Вы всегда прячетесь за дерзость, когда вам страшно, а, Дрезден?
— Я не считаю, что прячусь. Я считаю это наступлением здорового юмора. Позволите задать вам один вопрос?
Улыбка сделалась шире.
— О, почему нет?
— Как получается, что часть вас, лузеров, похоже, сохраняет собственные имена, тогда как других зовут лишь по имени Падшего в монете?
— Ничего сложного, — отозвался Никодимус. — Некоторые члены нашего ордена обладают активным, волевым сознанием, которому хватает силы сохранить свою личность. Другие же, — он элегантно, надменно пожал плечом, — обладают значительно меньшей ценой. Просто носители, расходный материал, не более того.
— Как Расмуссен, — пробормотал я.
На мгновение на лице Никодимуса мелькнуло что-то, похожее на растерянность. Потом глаза его сощурились, вонзившись в меня взглядом. Его тень снова подвинулась, и что-то произвело звук, неприятно напоминающий змеиное шипение.