— Широ сказал мне, что я буду знать, кому передать Меч, — сказал я.
— Да?
— Я включил его в сделку с Никодимусом. Монеты и Меч за девочку.
Майкл со свистом втянул в себя воздух.
— Иначе он ушел бы, — объяснил я. — Ушел бы, и мы не смогли бы найти его вовремя. У меня не было другого выхода. Широ как будто предвидел это. Еще тогда.
— Кровь Господня, Гарри, — выдохнул Майкл. Он сидел, прижав руку к животу. — Я совершенно уверен, что азартные игры — грех. Но даже если это не так, это — уж наверняка.
— Я намерен вернуть эту девочку, Майкл, — сказал я. — Любой ценой.
Он встал, продолжая хмуриться, и застегнул на талии пояс с мечом.
Я протянул ему правую руку.
— Вы со мной?
Майклова пятерня крепко сжала мою, и он рывком поднял меня на ноги.
Глава ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Как и положено военным советам, наше совещание было недолгим, но шумным. Иначе и быть не могло.
После собрания я выследил Мёрфи. Она вернулась в швейную проверить, как там Кинкейд.
Несколько секунд я молча стоял в дверях. Собственно, там и стоять-то особенно было негде. Повсюду громоздились пластиковые контейнеры с тканями и прочими нитками. Помимо контейнеров обстановку комнаты составляли швейная машинка на столе, стул, кушетка и узкие проходы к этим предметам. Меня как-то укладывали в этой комнате. Это довольно уютное место: все здесь мягкое и разноцветное, и пахнет здесь стиральным порошком и смягчителем ткани.
Кинкейд напоминал дублера Мумии. Он лежал с катетером в руке, от которого тянулась трубочка к пластиковому пакету с кровью, подвешенному к маленькой металлической стойке у его кушетки — позаимствованной из подпольной клиники Марконе, предположил я.
Мёрфи сидела у кровати, и вид она имела встревоженный. Я уже видел подобное выражение у нее на лице, только тогда в горизонтальном положении находился я. Я ожидал ощутить укол ревности, но этого не случилось. Мне просто было жаль Мёрфи.
— Как он? — спросил я.
— Это уже третье переливание, — отозвалась Мёрфи. — Цвет лица уже здоровее, и он дышит ровнее. Но ему нужен врач. Может, нам позвать Баттерса?
— Если мы позовем его, он посмотрит на нас, изобразит из себя этакого Маккоя и скажет тебе: «Чтоб тебя, Мёрфи. Я медицинский эксперт, а не повар из пиццерии».
Мёрфи издала негромкий звук, что-то среднее между всхлипом и усмешкой.
Я шагнул вперед и положил руку ей на плечо.
— Майкл говорит, он выберется.
Она сидела, сжавшись под моей рукой.
— Он не врач.
— Но у него хорошие связи.
Кинкейд вздрогнул, и его дыхание на несколько секунд участилось, сделавшись чуть хриплым.
Плечо Мерфи окаменело от напряжения.
Дыхание раненого снова выровнялось.
— Эй, — негромко произнес я. — Спокойно.
Она мотнула головой.
— Ненавижу такое.
— Он покрепче нас обоих вместе взятых.
— Я не об этом.
Я промолчал, ожидая продолжения фразы.
— Я ненавижу чувствовать себя так. Мне страшно до усера, и я это ненавижу, — она стиснула зубы на мгновение. — Вот почему я не хочу больше привязываться к кому-либо. Слишком это больно.
Я мягко сжал ее плечо.
— Привязываться, так?
— Нет, — сказала она и тут же мотнула головой. — Да. Не знаю. Сложно это все, Гарри.
— Заботиться о ком-то несложно, — возразил я. — Это не просто. Но несложно. Вроде как снимать движок с машины.
Она неодобрительно покосилась на меня.
— Чисто мужской подход — описывать интимные переживания терминами автомеханики.
— Угу. Этим своим сравнением я, типа, тоже горжусь.
Она тихо вздохнула, закрыла глаза и прижалась щекой к моей руке.
— Самое глупое, — сказала, — то, что он не заинтересован в… в серьезных отношениях. Нам было неплохо вместе. Мы получали удовольствие. Ему этого достаточно. А я просто дура, что продолжаю цепляться за него.
Ну, не думаю, чтобы это было так уж глупо. Мёрфи ведь сама не хочет особой уж близости, при которой становится слишком уязвимой. Вот и Кинкейд не хотел таких отношений — так ему безопаснее. Так что пусть ее заботится.
Собственно, этим же объясняется и то, почему мы с ней так ни к чему не пришли.
На случай, если вы сами об этом еще не догадались, я не из тех людей, которые легко сближаются с женщинами.
Впрочем, словами я это высказать не мог. Поэтому я просто нагнулся и осторожно поцеловал Мёрфи в затылок.
Она вздрогнула. Тыльной стороне моей кисти сделалось мокро от ее слез. Я опустился на колени. Так моя голова оказалась более-менее на одном уровне с ее. Я обнял ее за плечи и притянул к себе, так ничего не говоря. Для Мёрф одно то, что я видел ее плачущую, уже перебор. Поэтому она притворялась, будто не плачет, а я притворялся, будто не замечаю этого.
Она плакала недолго. Пару минут, не больше. Потом дыхание ее успокоилось, и я почувствовал, что она берет себя в руки. Еще минута, и она выпрямилась и отстранилась от меня. Я отпустил ее.
— Они говорили, ты находишься под чьим-то влиянием, — сказала она спокойным, деловым почти тоном. — Будто кто-то сделал что-то с твоей головой. Твоя ученица сказала. Но Майкл, мне показалось, не хотел говорить этого при твоей начальнице. И никто не хотел говорить ничего при мне.
— Секретничанье входит в привычку, — заметил я. — И Молли говорила правду.
Мёрфи кивнула.
— Она сказала, что мы должны выслушать первые слова, которые ты скажешь, проснувшись. Что если кто-то возился с твоей головой, твое подсознание сможет проявлять себя именно тогда, на грани сна. И ты сказал, что мы должны слушать ее.
Я обдумал это и надул губы.
— Гм. Правда. Пожалуй, я хитрее, чем думал.
— Им не стоило подозревать тебя, — сказала Мёрфи. — Вот я, параноидальная сучка — и то сто лет как перестала тебя подозревать.
— У них имелся повод, — возразил я и сделал глубокий вдох. Это далось мне нелегко, но я выдавил из себя эти слова. — Никодимус бросил одну из этих своих монет ребенку Майкла. Я схватил ее прежде, чем тот успел дотронуться до нее. В результате фотокопия Падшего ангела несколько лет жила у меня в голове, пытаясь уговорить меня взять монету и запустить в себя все остальное.
Мёрфи покосилась на меня.
— Ты хочешь сказать… ты мог превратиться в одну из этих тварей?
— Угу, — кивнул я. — Пару раз висел на волоске.
