— Думаете? — услышала за спиной Груня смутно знакомый мужской голос.
Обернувшись, девчонка замерла, широко распахнув глаза. Марк Шахов собственной персоной стоял позади нее, держа в руках бутылку с пивом, смотря на Груню поверх стильных очков в модной оправе и загадочно улыбаясь.
— Вот видишь, Бася, ценят твою хмурую рожу, еще и такие красотки, — хохотнул Шахов, — А ты все: отвали, да отвали.
Груня перевела взгляд на молчаливого Барычинского, вновь взглянула на стену с изображением мужской спины.
— Это вы? — удивилась Груня, во все глаза рассматривая обнаженные плечи, спину, затылок натурщика, — Невероятно просто!
— Невероятно, — рассмеялся Марк Шахов, — Это то, что он согласился. Я его полгода уговаривал.
— Завязывай языком чесать, — проворчал Василий, — Вали к гостям, не хрен без дела шляться.
Груня еще больше удивилась. Как можно в таком тоне разговаривать с кумиром и маэстро?
— А мне, может быть, здесь интереснее, — не унимался Марк и протянул Груне руку, — Позвольте представиться, Марк Шахов!
— Не верь ему, Груня, — хмыкнул Васька, пряча руки в карманы брюк, — Ванюша Пупкин он по документам.
— Агриппина Пепел, — ошарашено произнесла Груня и протянула руку маэстро.
Мужчина тут же принялся целовать ее ладонь, вроде бы галантно, но гораздо дольше, чем того требовали правила этикета.
Груньке захотелось отдернуть ладошку, но Шахов, то есть Пупкин, только крепче ее сжал.
— А хотите, я подарю вам свою работу? — проникновенно зашептал Шахов, придвигаясь ближе к Грунечке и заискивающим взглядом заглядывая в зеленые наивные глазки.
— Сразу нет! — вмешался в разговор Василий, — Ваня, не борзей!
— Да ладно, Бася, — махнул рукой Шахов, — Агриппина, у меня к вам небольшое предложение. У вас такое изумительное лицо! Такая фигура! Всё! Решено! Я меняю любую свою работу на ваш портрет! Вот даже Ваську забирайте! Пусть я и гонялся за ним сто лет. Не жалко! А вас хочу в свою коллекцию!
— К стоматологу на прием сперва запишись, — пробормотал Васька, глядя на приятеля с прищуром, прикидывая, когда именно проредить ему зубы.
— Я даже и не знаю, — растерялась Груня, глядя на Василия Павловича, потом на его фотографию, вернее, его спины, и вновь возвращаясь к маэстро, — Она же двухметровая, мне и повесить ее некуда.
— Слышал? — хмыкнул Васька, — Захлопнись и двигай к своим меценатам.
Но Шахов не привык так легко сдаваться. По взгляду девчонки он понял, что именно эту фотографию она точно захочет в свою коллекцию.
— Я вам, Агриппина, и автограф чиркну, там и место свободное есть, — увещевал голосом змея-искусителя Шахов-Пупкин.
— Давно в травме не был? — ворчал Васька где-то на втором плане.
А Грунечка поняла, что уже согласна. Просто Василий Павлович, в полный рост с обнаженным торсом и в джинсах, но босой, еще и через объектив камеры ее кумира, смотрелся неимоверно шикарно.
— Ну, хорошо, — едва заметно улыбнулась Груня, а Васька не заметил, как скрипнул зубами.
— Без самодеятельности, — пригрозил Васька, ухватив приятеля за ворот рубашки, пока Груня в очередной раз отвернулась к стене с фотографией.
— Василий, выдыхайте ровнее, — засмеялся Марк-Ваня, хлопнув приятеля по спине, и, перехватив Груню за локоток, потащил вглубь дома.
Васька, матерясь тихо под нос, шел следом. Нет, ему, несомненно, льстило, что пигалица выбрала именно его фотку. Но, млин, как же хотелось, чтобы Пупкин не вертелся вокруг нее.
— Только я не могу топлес, — прошептала Грунька скромно.
— Ню? — предположил Шахов, заводя девчонку в просторную комнату-студию и включая освещение.
— Херню не морозь! — рявкнул Васька.
Фотограф поморщился, а Груня даже и бровью не повела. Привыкла уже за последнее время к реву раненого бизона в исполнении Барина.
Васька уселся на небольшой диванчик в дальнем углу комнаты, предварительно стянув пиджак и расслабив галстук. Нет, эта удавка его прикончит. Или Шахов своими выкрутасами. Или Груня всей собой, такой красивой и доверчиво наивной.
Откинувшись на спинку дивана, Бася наблюдал за этой парочкой. Василий видел, как скованно чувствует себя пигалица. Неуютно ей в роли модели. Девочка все больше привыкла быть по ту сторону объектива. Васька невесело хмыкнул. Этот Шахов кого хочешь достанет. Сам полночи с ним тут проторчал. И на хрена, спрашивается? Но душу грела мысль, что пигалица заберет его фотку себе домой. Определенно грела.
Глава седьмая, в которой Груня Пепел встанет перед непростым выбором
Минут двадцать Шахов прыгал и скакал вокруг пигалицы. Васька зорко следил, чтобы приятель не позволял себе лишнего. А потом, когда в кармане фотографа зазвонил мобильник, Барычинский даже, наглым образом, обрадовался и выдохнул, точно зная, что почти весь бомонд города и региона Шахову не позволят оставить без своего присутствия.
Извинившись, Марк, недовольно ворча и хмурясь слинял, бросив напоследок царственным тоном фразу, что позволяет им остаться в святая святых его резиденции.
— Вали уже, — хмыкнул Васька, поднимаясь с дивана.
Марк испарился, а Груня позволила себе осмотреться. Обычная мастерская с высокими до потолка окнами. Но что-то витало в воздухе, что-то сказочно-волшебное. И Груня поддалась порыву и достала свою старенькую камеру из сумки, оставленной на стуле вместе с пальто.
Торопливо, словно боясь, что прервут, Груня принялась отщелкивать кадрики один за другим. И вдруг поймала объективом стоящего около окна Барина. Мужчина опирался рукой о стену, вторую спрятав в карман брюк, а сам смотрел на улицу. Широкий разворот плеч и капельку ссутуленная спина навела девушку на мысль, что Барычинский думает о каких-то важных для него вопросах.
Боясь передумать, Грунька щелкнула и Ваську. А потом еще и еще, двигаясь и пытаясь поймать нужное освещение и удачный ракурс.
— Улыбнитесь, зачем хмуриться? — вдруг проговорила Грунька, а Васька вскинул голову, словно очнулся от тяжелых мыслей.
Заметив, как девчонка, широко улыбаясь, скачет вокруг него с фотиком, Васька и сам улыбнулся. Смешная она, все-таки. И красивая. Безумно красивая. До одури.
Грунька тем временем сменила угол съемки, подойдя с другого бока.
— Ну, все, хватит, — хмыкнул Васька, отлипая от стены.
— Как это хватит? — возмутилась Грунька, — Не могу я упустить такой шанс и не поработать в храме великого мастера фотографии! Тем более, с его моделью.
— Тоже мне модель, — мотнул головой Васька, шагнув ближе к девчонке, — Все, завязывай.
Но Груня не слушала Барина, а, звонко смеясь, не переставала фотографировать Василия.
