— Как думаешь, нет никакой серебряной пули, которой мы бы могли одолеть его? — поинтересовался я.
— Нет, босс, — тихо ответил Боб. — Мне очень жаль.
Я поморщился, убрал следы моих позорных поисковых заклятий и начал подниматься по лестнице. Уже почти у самого люка, я задержался.
— Эй, Боб.
— Ну?
— У тебя никаких соображений насчет того, почему, когда кто-то из чародеев убивал Ла Фортье, никто из них не воспользовался магией?
— Потому что люди тупицы?
— Чертовски странно все это, — буркнул я.
— Иррациональность естественна, — возразил Боб. — Начнем с того, что чародеи вообще неуравновешенны.
С учетом того, как обстояла в последние годы моя жизнь, я не очень-то мог с ним спорить.
— Из этого кое-что следует, — сказал я.
— Правда? — удивился Боб. — И что же?
Я устало тряхнул головой.
— Скажу, как сам пойму.
Я вернулся в гостиную — точнее, поднялся в нее через люк. Люк у меня хороший, массивный, так что звуки из лаборатории наверх почти не проникают. Люччо наглоталась болеутоляющих и спала у меня на диване — она так и вырубилась, лежа на спине, без подушки. Я прикрыл ее легким одеялом. Рот у нее чуть приоткрылся, и от этого она казалась совсем хрупкой, еще моложе, чем ее нынешняя внешность. Молли сидела в кресле, рядом с которым горело несколько свечей. Она читала роман в бумажной обложке, не открывая его до конца, чтобы не хрустнула склейка. Умница.
Я прошел на кухню и соорудил себе сандвич. При этом я вдруг сообразил, что сандвичи мне изрядно надоели. Надо, надо, наверное, научиться готовить или еще чего.
Пока я стоял и жевал, ко мне подошла Молли.
— Эй, — окликнула она меня шепотом. — Вы как?
Сразу по моем возвращении из Шато-Рейт она помогла мне перевязать ссадину на башке, так что теперь я щеголял в подобии кособокого тюрбана. Я ощущал себя флейтистом из классического «Духа 76 года» Уилларда.
— Пока цел, — отозвался я. — А как они?
— Спят обдолбанные, — сказала она. — У Моргана температура поднялась на полградуса. Последняя упаковка антибиотиков почти закончилась.
Я стиснул зубы. Если я не доставлю Моргана в больницу, и быстро, он умрет так же верно, как если бы до него добрались Совет или Страшила.
— Может, ему компресс со льдом сделать? — тревожно спросила Молли.
— Не надо пока. Только если температура подскочит до ста четырех
[2]
и будет держаться, — ответил я. — Вот тогда жар станет для него опасен. А пока организм делает то, что ему полагается делать — борется с инфекцией. — Я проглотил последний кусок сандвича. — Кто-нибудь звонил?
Она достала страничку из блокнота.
— Джорджия. Вот больница, в которой лежит Энди. Они пока там, с ней.
Я поморщился и взял листок. Если бы я сто лет назад не пустил Моргана на свой порог, его бы уже не было в Чикаго, Страшила не преследовал бы меня в надежде выйти на него, Энди осталась бы цела, а Кирби — жив. А я даже не позвонил, не узнал, как она.
— Как она?
— Они до сих пор не знают, — сказала Молли.
Я кивнул:
— Ясно.
— Вы нашли Томаса?
Я покачал головой.
— Полный облом.
К нам подошел Мыш. Сел и сочувственно посмотрел на меня.
Молли закусила губу.
— Что вы собираетесь делать?
— Я… — Голос мой дрогнул, и я вздохнул. — Представления не имею.
Мыш ткнул мою ногу лапой и поднял взгляд. Я наклонился почесать его за ушами и тут же пожалел об этом, такой болью сдавило виски. Я поспешно выпрямился, поморщился и несколько секунд тешил себя мечтами лечь на пол и поспать неделю-другую.
Молли встревоженно смотрела на меня.
Ну да, Гарри. Ты ведь продолжаешь ее учить. Покажи ей, как должен держаться чародей — не как тебе хотелось бы.
Я посмотрел на листок.
— Ответ пока не ясен, из чего следует, что мне нужно еще подумать над этим. А пока съезжу-ка я проведаю Энди.
Молли кивнула.
— А мне что делать?
— Держать крепость. Попробуй связаться со мной в больнице, если кто-нибудь позвонит или если Моргану станет хуже.
Молли серьезно кивнула.
— Ладно, сделаю.
Я кивнул в ответ и взял свое снаряжение и ключи от «ройса». Молли подошла к двери, чтобы запереть ее за мной. Я взялся за дверную ручку — и задержался.
— Эй, — повернулся я к своей ученице.
— А?
— Спасибо.
Она удивленно уставилась на меня:
— Э… а чего я такого сделала?
— Больше, чем я тебя просил. Больше, чем от тебя можно было бы требовать. — Я нагнулся и коснулся губами ее щеки. — Спасибо, Молли.
Она чуть задрала подбородок и улыбнулась.
— Ну, — сказала она. — Вы такой бедненький. Как я могла вас бросить?
Я невольно усмехнулся, пусть только на секунду, и ее улыбка расцвела еще ярче.
— Как себя вести, ты знаешь.
Она кивнула:
— Смотреть в оба, держать ухо вострее вострого, не рисковать.
Я подмигнул ей.
— Умнеешь, Кузнечик.
Молли начала говорить что-то, замолчала, секунду-другую моргала, потом крепко обняла меня.
— Вы это… осторожнее, ладно?
Я обнял ее в ответ и легонько чмокнул в макушку.
— Выше нос, девочка. Мы со всем разберемся.
— Ладно, — согласилась она. — Обязательно.
А потом я вышел в чикагскую ночь, думая, как это сделать. И возможно ли это вообще.
Глава тридцатая
Терпеть не могу больниц — впрочем, а кто их любит? Терпеть не могу чистых, аккуратных коридоров. Терпеть не могу ярких люминесцентных светильников. Терпеть не могу негромких, приглушенных телефонных звонков. И пастельного цвета больничных халатов и комбинезонов тоже терпеть не могу. И лифтов, и успокаивающей окраски стен, и уж совсем терпеть не могу осторожных, негромких голосов.
Но больше всего я не люблю воспоминаний, связанных с этими местами.
Энди до сих пор лежала в реанимации. Войти к ней в палату я не мог — да и Билли с Джорджией тоже не смогли бы, если бы только они несколько лет назад не выправили соответствующие юридические документы. Час был поздний, обычное время посещений давно уже миновало, но для тех, чьи близкие лежат в реанимации, обычно делают исключение. Возможно, мир и изменился за несколько последних столетий, но к дежурству у постели умирающего до сих пор относятся с почтением.
