Прежде, чем она двинулась дальше, я прицелился и выпустил последнюю пулю.
Она попала ей в солнечное сплетение — точно между подхваченными гидрокостюмом грудями. Мэдлин дернулась и потрясенно охнула. Потом покачнулась, и на мгновение мне показалось, что она сейчас упадет.
Но она не упала.
Пустые белые глаза вампира снова уставились на меня, губы раздвинулись в безумной ухмылке. Она наклонилась и подобрала свой оброненный пистолет — правда, ей пришлось сделать это левой рукой. Правая была вся в крови и болталась безвольной тряпкой.
Поскольку выбор оружия у меня изрядно сократился, я швырнул револьвер ей в лицо. Она без труда отбила его своим «Дезерт-Иглом».
— Ты, чародей, — произнесла Мэдлин глухим, изрядно севшим голосом, — особо вредная разновидность герпеса. Ты неуместен, неудобен, пусть и не представляешь собой реальной угрозы, и ты от меня не уйдешь.
— Сука, — отозвался я. Я все еще не мог собраться с мыслями. Все ведь относительно, правда?
— Не убивайте его, — прохрипел Вязальщик.
Мэдлин смерила его взглядом, от которого замерзла бы водка.
— Чего?
Вязальщик сидел на земле. Дробовик отлетел в сторону, так что дотянуться до него он не мог. Должно быть, он сам отшвырнул оружие, потому что падал, еще держа его в руках. Сообразительный тип: до него явно дошло, насколько плохо для него оборачивается эта потасовка — он фактически обездвижен и вряд ли сможет бежать, — так что сделал все от него зависящее, чтобы не производить впечатления вооруженного и очень опасного.
— Смертное проклятие, — пояснил он, тяжело дыша. — Он им остров сравнять с озером может.
Я набрал в грудь воздуха, задрал подбородок и постарался сделать так, чтобы глаза не смотрели в разные стороны.
— Бум! — с серьезным видом произнес я.
Вид у Мэдлин был так себе. Должно быть, одна из пуль разворотила артерию. Трудно сказать: разглядеть точнее мешала темнота.
— Возможно, ты и прав. Вязальщик. Стреляй он поточнее, полагаю, мне бы могло что-нибудь грозить. Но так мне что-то не слишком страшно. — Глаза ее чуть расширились, язык змеиным движением облизал губы. — И мне нужно покормиться, чтобы привести себя в порядок. — Она опустила пистолет, словно он вдруг сделался слишком тяжелым. — Да ты не бойся, Вязальщик. Когда он начнет визжать, повторяя мое имя, это будет никакое не проклятие. А если и попытается… — Она поежилась. — Бьюсь об заклад, на вкус он просто неописуемый.
Она подошла ближе, вся из себя бледная кожа и израненная плоть, и мое тело вдруг словно обезумело от желания. Дурацкое тело. Правда, в этот момент его желания весили более обычного, потому что рассудок все еще отходил от последствий взрыва.
Я замахнулся кулаком, целя Мэдлин в лицо. Она без труда перехватила мою руку и поцеловала в запястье. Сладкая серебряная молния, пронзив руку, пробежала по позвоночнику. Все, что оставалось еще от моих мозгов, исчезло к чертовой матери, и все, что я соображал — это только то, что она прижималась своей грудью к моей, своими губами к моим, и медленно, томительно медленно, сокрушала меня.
И тут из леса вывалился горелый труп.
Никакими другими словами я это описать не могу. Половина тела была чернее гамбургера, свалившегося сквозь решетку на угли. Оставшаяся покраснела, побагровела и опухла, сплошь покрывшись ссадинами, кровавыми пузырями — только кое-где виднелись редкие клочки бледной, почти белой кожи. На черепе моталось несколько клочков темных волос. Пожалуй, я мог утверждать, что формально, чисто формально труп принадлежал прежде женщине, хотя с учетом всех ожогов и травм это мало чего меняло. От горелой плоти слегка пахло текилой.
Единственной его частью, которую я узнал сразу, были холодные серебряные глаза.
Глаза Лары Рейт посветлели от безумной ярости и чудовищного Голода. Обожженной, искалеченной левой рукой она схватила Мэдлин за горло и с чудовищной силой сдавила.
Мэдлин успела еще вскрикнуть, резко дернув головой назад — а потом уже не издала ни звука. Обожженный, почерневший труп, только что бывший Ларой Рейт, уперся обгоревшим бедром в спину Мэдлин, аккурат между лопатками, используя ее же позвоночник в качестве точки опоры.
Лара заговорила, и голос ее, казалось, исходит напрямую из Ада. Он звучал ниже, чуть более хрипло, но ничуть не менее привлекательно, чем раньше.
— Мэдлин, — промурлыкала она. — Я мечтала проделать это с тобой с тех пор, как мы были детьми.
Обожженная, чуть ли не до кости правая Ларина рука медленно, томно потянулась к напряженному животу Мэдлин. Медленно, очень медленно Лара вонзила пальцы в плоть прямо под нижнее левое ребро. Лицо Мэдлин перекосилось; она пыталась визжать, но не могла издать ни звука.
Лара повела плечами. Пальцы ее оставили в животе Мэдлин широкую, рваную рану, из которой вываливались красные и серые штуковины.
Ярко-розовый язык высунулся из почерневшего Лариного рта, и она коснулась им лба Мэдлин.
— Слушай меня, — прошипела она. Ее обгоревшая рука продолжала выдирать что-то из тела Мэдлин. — Слушай меня.
Жуткая сила вибрировала в этих словах. Я испытал безумное желание ползти к Ларе и отдать ей свои уши, при необходимости собственноручно оторвав их от головы.
Мэдлин трясло; силы окончательно покинули ее. Губы ее продолжали беззвучно шевелиться, но глаза ее при звуках Лариного голоса окончательно утратили осмысленность.
— Хоть раз в жизни, — продолжала Лара, целуя ее в горло обожженными, полопавшимися губами, — от тебя будет какая-то польза.
Глаза Мэдлин закатились, и тело бессильно обмякло.
С резким щелчком включился наконец мой мозг. Я откатился подальше от жуткого, тошнотворного, отвратительно-притягательного объятия Лары и Мэдлин. Вязальщик сидел, зажав уши руками и крепко-накрепко зажмурившись. Я ухватил его под руки и оттащил в сторону от кузин Рейт — ярдов на пятьдесят вниз по склону, через кусты и за упавший ствол старого орехового дерева. Мои манипуляции явно причиняли Вязальщику изрядную боль, но он помогал мне, пытаясь отталкиваться здоровой ногой.
— Сущий чертов ад, — выдохнул он, когда я отпустил его. — Сера и пламень, черт подери.
Я пошатнулся и сел, привалившись к стволу с другой стороны, пытаясь отдышаться и выкинуть из головы зрелище Лары, пожирающей Мэдлин.
— Какие уж тут шутки.
— Есть у меня знакомые, — пробормотал Вязальщик. — Кретины-кретинами. Все разглагольствуют, какие они бедные и несчастные, эти одинокие страдальцы-вампиры. Как они похожи на нас. Идиоты чертовы.
— Угу, — хрипло согласился я.
Мы помолчали немного. Сверху послышался негромкий, даже мягкий, но голодный вопль.
Мы вздрогнули и попытались сделать вид, будто ничего не слышали.
