Чтобы хоть немного развлечься, вытащила карты. Колода давно лежала без дела, а в жизни произошло слишком многое. Н гадать на себя не хотелось.
К подобным ощущениям следовало прислушиваться. Я не торопясь тасовала картонные картинки, они чуть поскрипывали под пальцами, словно только-только вышли из типографии. И это тоже не стоило оставлять без внимания. А потом…
Король пик. Он лег на лоскутное покрывало кровати и в это момент небо прорезала вспышка молнии, разорвав его пополам. А через мгновение дом содрогнулся от яростного грохота: ударило где-то рядом.
Карты выскользнули из пальцев и рассыпались по полу. Из прохудившейся крыши уже не капало — текло, хотя дождь за окном не усилился. А вот молнии сверкали все чаще, почти превратив ночь — в день.
— Собачья ночка! — кинув насквозь промокшую куртку в сенях, в комнату ворвалась Ольга. — Бр-р-р.
— Холодно?
— Мокро! — она сдернула с кровати одеяло, отчего король пик слетел на пол, прикрыв собой даму треф. Интересный расклад!
— Гадаешь? — Ольга, наконец, закуталась в одеяло и проследила за моим взглядом. — Феня, а на меня раскинешь? Ну пожалуйста!
Под кроватью катались клочки пыли. Они пачкали залетевшие туда карты, щекотали нос, отчего очень хотелось чихать.
— Феня? Ты там чего?
Очередная вспышка молнии оказалась настолько яркой, что её отблески попали и под кровать. Что-то сверкнуло, но наступившая темнота не позволила понять, что именно.
— Посвети!
Бурча что-то о прихотях, Ольга наклонила настольную лампу — провода едва хватило, чтобы дотянуться до кровати.
Неровный осколок зеркала. А рядом с ним почетным караулом улеглись две карты.
Туз пик и трефовый туз. Оба — перевернуты.
— Что там?
Но мне было не до подруги.
Совпадения уже не казались случайными. Карты предупреждали об опасности. Или просто вели собственную игру, подкидывая мне подсказки.
И в том, и в другом случае отмахнуться значило проиграть.
— Ничего, — карты холодили пальцы, словно пролежали на снегу — верный признак усталости.
Да и самой гадать не хотелось, в голове роились вопросы, а ответов не было.
— Извини, — в итоге решила, что лучше обидеть подругу, чем подставить неправильным или опасным предсказанием, — Что-то не получается. Гроза, наверное… Давай утром?
Ольга фыркнула и кинула одеяло обратно на кровать:
— Тогда я за чаем. Замерзла!
Едва она вышла, обе лампы — и настольная, и под потолком, погасли. На пол у незакрытой двери упал тепло-золотой отблеск от кухонного светильника.
— Тебе принести?
Ольга еще злилась, это чувствовалось по голосу.
— Да, спасибо, — отказываться в такой ситуации не стоило.
А еще нужно было выяснить, что со светом. Но вместо этого я подошла к окну.
Молнии прорезали небо, отчего по двору метались тени. Полупрозрачные, чем-то похожие на августовскую паутину. Только в отличие от неё, страшные. В бесформенной массе появлялся то черный провал беззубого рта, то полыхающие багровым пламенем глаза. Тени пролетали мимо окна и, казалось, поют какое-то монотонное заклинание. Ощущение было таким четким, что мысль про завывающий в щелях ветер не сразу пришла в голову.
Конечно, это ветер! Он гнул деревья, срывал с веток яблоки и они стучали по крыше, грозя расколотить старый шифер. А эти призраки — листья. Обычные листья.
Я почти успокоилась, и тут очередная вспышка вырвала из мрака темную фигуру. Мужчина в длинном плаще и широкополой шляпе, закрывающей лицо. Прямо как из фильмов про сицилийскую мафию. Нет. Из ужастиков. Сейчас поднимет голову, и можно будет изуродованное ожогами лицо. А вместо рук…
— Держи!
Я взвизгнула. Ольга вскрикнула и отскочила. Железная кружка покатилась по полу. На дереве осталось мокрое пятно.
— Ты дура, да? — поинтересовалась подруга, дуя на ошпаренную руку.
38
— Наверное, — черной фигуры уже не было.
Что это? Игры разума? Галлюцинация? Почему-то я не удивилась: напряжение последних дней оказалось слишком сильным. А еще карты…
«Куски резного картона» по-прежнему оставались холодными. А ведь я не гадала уже давно. Значит…
В голове снова заворочались нехорошие мысли. Надо было как-то отвлечься.
— Давай спать? — Ольга уже убрала пролитый чай, переоделась и теперь сидела на кровати, зябко кутаясь в одеяло. — Если уж гадать не желаешь.
Колода осталась лежать на тумбочке. Скинув одежду, нырнула под одеяло. Ольга права: слишком много думаю. Надо отдохнуть.
Но заснуть не получалось. Я то проваливалась в бред, то выныривала из кошмара, не понимая, что это уже явь. В итоге пошла на кухню: молоко с медом неплохое успокаивающее. Лишь бы бабу Дусю не встретить. Хватит с меня ужасов.
Яркое освещение, теплая сладость молока на губах… Шум дождя больше не повергал в ужас, напротив, напоминал спокойную колыбельную. Ну, и чего я испугалась? Грозы? Так и она пошла на убыль.
Молнии сверкали все реже, да и гром рокотал в отдалении.
Кухонное окно выходило на крыльцо. Над ним неярко сиял фонарь под желтым абажуром, так что деревянные ступеньки заливал золотистый свет. Здесь не видно было ни клочьев «паутины», ни раззявленных ртов… Только покой, умиротворение и… темная тень у калитки.
— На что смотришь?
Они что, сговорились меня пугать? Хорошо, молоко допила, а то была бы еще одна лужа. А мед от пола отмывать, это не чай вытереть.
— Тоже не спится?
К Ворону повернулась, уже успокоившись.
— Заснешь тут. Ну, так на что смотришь?
— Да так… Пейзажем любуюсь.
Там, где мгновение назад притаилась тень, теперь рос высокий куст шиповника.
В глазах Ворона зажегся опасный огонек. Кажется, мне не поверили. Ну и плевать!
Сполоснув кружку, поставила её на место. Делать вид, что Ворона нет рядом, оказалось трудно. И, что самое странное, желания тела здесь были ни при чем. Хотелось банальной ласки: посидеть рядом, в теплом кольце рук. Разговаривать о пустяках. Слушать маленькие, но такие приятные комплименты.
— Ты с ума сошла! — ругала я себя шепотом, прижимая ладони к горящим щекам. — Дура. Он же инкуб!
Почему-то это не успокаивало. Напротив, с каждой секундой приходило понимание: Кир мне необходим. Не как демон или слуга. Не как любовник. Как мужчина. Любимый, нужный и совершенный.
Но между мной и им стоял Ловец. Не было ни малейшего сомнения, что стоит снять кулон, и Ворон отдаст меня Аллиану. Тут же, не думая. Это и удерживало от опрометчивого поступка.
