— Помоги! — он протянул руку. На запястье красовался ожог — словно от раскаленного браслета.
Точно такие же горели на лодыжках, под коленями… и даже на лбу. Они надевали на него раскаленный обруч?
— Помоги!
Наверное, в пустынном ветре больше жизни, чем в этом сухом голосе. В груди больно от жалости, слезы подкатывают к горлу… Но что-то мешает сделать шаг. Всего один. Крохотный.
— Помоги! — теперь уже яснее. — Гелла! Ты должна мне помочь! Ты не представляешь, чего мне стоило вырваться из оков. А ведь все из-за тебя!
Это и остановило. Какой-то миг на границе нашего и потустороннего мира я не понимала, что произошло. И почему все внутри противиться тому, чтобы обнять Кира.
Его лицо исказилось:
— Гелла! Помо…
— Беги! Дура!
Бежать? Да я взгляда не могла оторвать от происходящего в круге. Глаза Кира на миг вспыхнули прежним огнем. А потом начался ад.
Ворон катался по полу, беспорядочно молотя курами и ногами. В какой-то момент даже стал душить сам себя. Казалось, в одном теле сейчас находятся двое, и эти двое бьются не на жизнь, а насмерть.
Линии вспыхивали черным и белым. Полыхали алые пятна, и свет пронзал Кира насквозь. Хотя нет. Это существо — не Кир. Это кто-то, занявший его тело…
Бывают ли демоны одержимыми?
Вопрос казался знакомым, словно когда-то, давным-давно, я уже задавалась этим. И не помнила ответа.
А был ли он?
Понимание пришло внезапно.
Слова на неизвестном языке сами вырвались на волю. Одно за другим они рождались в душе и срывались с губ густыми кровавыми каплями. Боль полоснула острой бритвой.
Затрещали свечи. Пламя вспыхнуло так, что сожрало половину воска. Он растекся по полу быстро застывающими лужицами.
Я смотрела не на них.
Тот, кто был Киром взвыл, и на миг ослабил хватку. Взгляд Ворона, его улыбка… Они тут же пропали за страшной гримасой, но стало понятно: все делаю правильно!
И уже не шептала — кричала, надсаживая легкие, срывая голос. Потому что знала: так — правильно. Откуда и почему — не задумывалась, полностью доверившись интуиции. Ошибиться не боялась: что бы ни случилось дальше, жить без Кира в этом мире я не смогу. Лучше погибнуть сейчас из-за ошибки, чем медленно загибаться от тоски.
И с каждым звуком, с каждым моим вскриком Кир-чужак уступал.
Только это заставило меня продолжать, потому что язык превратился в острый осколок стекла. Или лезвие. Рот наполнился кровью: нёбо, щеки, губы покрылись сотнями порезов. Слова рождались с болью, но это и было — жертвой. Возможно, я онемею на всю оставшуюся жизнь, но ведь это… того стоит?
Стоит!
Когда сил не осталось, когда я уже распласталась на полу, а рядом уродливыми кляксами рассыпались кровавые капли, нечто в круге взвыло так, что содрогнулись стены. Дым перестал клубиться, превратившись в щупальца. Они хлестали по полу, били в невидимую преграду, отчего порошок рисунка подпрыгивал, норовя смазать картинку, обвивали Кира… А тот смеялся. Распластался на полу и хохотал так заразительно, что хотелось присоединиться.
— Так их, Гелла! Так! Еще! Сильнее!
И я продолжала.
Щупальца сплелись в единый клубок, они уже не выбирали, куда бить, их движения стали хаотичными… А моя боль усилилась.
Но я все равно продолжала. Потому что видела, как загорается в черных глазах знакомый огонь, как улыбка кривит обожженные губы… Как возрождается Ворон, капля за каплей вытесняя того, кто сумел завладеть его телом.
Видела, как сдается Аллиан.
И знала, что если не уступлю, то он навеки сгинет в жаркой тьме ада.
Потому что несколько тысячелетий назад эту тварь загнал туда точно такой же ритуал…
Последние слова прохрипела скорее на упрямстве. И рухнула рядом с кругом.
Щупальца вздрогнули, истончились, превратились в легкие струйки дыма и испарились…
Рисунок перестал полыхать алым. Последними погасли черные линии.
Порошок превратился в пепел, хватило дыхания, чтобы он взлетел, разрушая магический круг.
— Бедная…
Кир опустился рядом. Несмотря на худобу, его руки остались такими же сильными. Он бережно прижал к груди мою голову:
— Как же ты решилась…
— Почему? — слова давались с трудом, рот болел и кровь не желала останавливаться. — Я ведь… выкинула Ловца.
— Глупая… Ловец заставляет подчиняться… Но не любить.
Он не осмелился поцеловать в губы. Прижался ко лбу, спустился к щекам. А потом лег рядом.
— Ты…
— Молчи!
Я послушалась.
Было так хорошо и спокойно лежать на голых досках паркета. И что с того, что он жесткий? Плевать на летающий пепел. И на кровь на полу. Мой мужчина рядом, что еще надо для счастья? Слышать его дыхание, ощущать, как бьется сердца. Умирать от любви.
Уже засыпая, поняла, что в комнате отчетливо пахнет ландышами.
