— Мне запрещают вставать, — пробурчала ему в шею, — не дают ничего делать.
Помогать. Я протестую.
— Милолика…
— Р-р-руслан.
Запах волн и хвойного леса стал ярче. Слух выхватил нежный, зовущий рык. Его волк тоже скучал. И зверь и Руслан хотели сюда.
— Незачем помогать, — широкая ладонь гуляла от макушки до попы, — Стая Жарова присмирела, как правду узнала. Следы нападения мы зачистили, подсадных охранников нашли, дуэль им обеспечена, документы сегодня последние оформили.
Теперь земли Гричко наши. Минное поле, черт бы его побрал, — зашипела сквозь клыки, — пока все в порядок приведем…
— Дмитрий как?
— Медленно но верно идет на поправку. И не смотри такими глазами. Ты не могла знать, и ни в чем не виновата.
Да, она не могла. Чтобы мать опустилась настолько низко — разве возможно было это представить? Может она тоже оказалась обманута, но это не оправдание.
Сдавать дочь и внука непонятно кому… Когда Руслан рассказал, что Дарья Мироновна изъявила желание перебраться в глухую деревню и поднимать там целину, Милолика не возражала. Возможно, она когда-нибудь сможет встретиться с ней и… просто заглянуть в глаза, но не сейчас. Совсем нет.
Образ ощущение зверя внутри заволновался. Волчица не испытывала привязанности к этой женщине. Гораздо сильнее ее интересовала близость самца.
Беззащитность и открытость его шеи. И зубы опять заныли, в унисон с сердцем.
Потому что самым ужасным были не долгие часы ожидания и похабные откровенные взгляды, которые бросали на нее оборотни. Не голод, мучавший ее, не холод тесной комнатки-чуланчика, не словесные и физические оплеухи Гричко и Жаровой, а один единственный момент. Мгновение, когда маленький железный кусочек смерти врезался в живую плоть, и внутри все закричало, заплакало кровавыми слезами. Тогда Милолика захлебнулась болезненным пониманием, что это всё — конец. И для них не предусмотрено никакого долго и счастливо.
Наверное, в этот самый момент, Милолика поняла и приняла последнюю, уже такую близкую, но не до конца оформившуюся мысль. Так осознают, что жизнь прекрасна, но лишь когда в ушах свистит ветер, а асфальт внизу становится все ближе. Одна страшная секунда извлекла ее чувства на свет и ткнула ими прямо в лицо. До рези под сердцем и сбитого от горечи дыхания. Любит.
И это чувство, неправильное и неровное, сшитое из лоскутов взаимных ошибок и недомолвок, свернутое комом и разбросанное во времени, было острее и глубже всего, что она испытывала до.
Ей было плохо, когда первый ее мужчина решил, что она «невыгодная партия» и ему вообще сейчас не до отношений. Дрожала от обиды, застав второго, кто так вовремя подставил плечо, с другой, очевидно решившей взять в оборот второе. Но никогда не испытывала настолько разрывающего на части ощущения потери.
Понимания — что если не станет его, не станет их обоих.
Не из-за метки. Желание — это все лишь тело. Его можно обмануть опытом или привычкой. А ей был нужен Руслан. Такой, каким она его узнала. Резкий, неровный и яркий, как их отношения, в которых сплелись невозможное сочетание шагов назад, вперёд и даже вбок. Запутанные в один узел, полные хорошего и плохого, смешенного так плотно, что невозможно разделить их и разложить по полочкам.
И так же нельзя было задвинуть в привычные рамки этого мужчину. Только принять и любить. Как он полюбил ее — квартерона. Не подходящую и не принятую сразу, но замеченную потом. Слишком поздно, чтобы не совершить ошибок, и все же не достаточно для невозможности их исправить.
И она тоже обязана сейчас кое-что исправить. Сделать то, что должна была, как только ощутила себя в надёжных и родных объятьях там, на старом дощатом полу заброшенного дома. Уже по настоящему новая, остро чувствующая не только запахи и шорохи, но и другое…
— Руслан, — шепнула, заглядывая в темно-зелёные, с золотыми искрами, глаза.
Замерла на несколько ударов сердца, любуясь его загоревшимся взглядом и наслаждаясь жаром ладоней, что крепко удерживали ее рядом. Волчица мягко урчала, подталкивая вперёд и подсказывая, что делать. Обещала, что все это правильно. Так и надо, и только с ним.
— Я тебя люблю, — выдохнула в открытые ей чувственные губы. Запечатала судорожный вздох лёгким поцелуем, поймала ладонями первую, искреннюю и горячую дрожь, а потом скользнула вниз, без раздумий прокусывая кожу у основания шеи. Отмечая клыками своего мужчину и связывая их в одно. Крепко и навсегда.
Эпилог
— Милолика, — жадное дыхание шевельнуло волосы на макушке, и горячие пальцы чуть-чуть сжали плечи, — так что там на счет… моего подарка?
ОЙ. По спине пробежался холодок. Она нервно облизнула губы и покосилась в сторону комода, где в одной из шуфляд лежала бархатная коробочка.
— Да, он по-прежнему там, — подтвердил Руслан, в голос вплелись рычащие, недовольные нотки, — полгода уже лежит И, кажется, не собирается быть использованным. Да?
— Собирается, — промямлила, стараясь не обращать внимания на нежную ласку шеи.
Но разве можно? Только не с ним. — Просто я…
— Просто ты решила возложить себя на алтарь.
— Но это важно… Нет! — белый листик с семнадцатью номерками был смят и небрежным броском отправлен на пол. — Руслан! — попыталась встать. Почти получилось. Подняться он ей позволил, а потом просто усадил на стол, нагло вклиниваясь между ног и нависая сверху. В зеленых глазах вспыхивали золотые искры, на скулах играли желваки, а хищные ноздри раздувались на каждый глубокий вздох. Да, она тоже теперь знала, как сильно влечет запах собственной пары, — Руслан, ну еще хотя бы… троих?
Молчит. Смотрит на нее сверху вниз, а взгляд осуждающий, как будто она сейчас выругалась неприлично.
— Пожалуйста? — добавила на всякий случай. А он еще больше помрачнел.
— Я детей от тебя хочу, понимаешь? — прорычал едва слышно. — Дочку, сына, можно двоих сразу. Детей от своей законной жены и альфа-самки!
Милолика отвела глаза и незаметно тронула кольцо на безымянном пальце. Да, уже почти год ее фамилия — Серова.
Они поженились быстро. Следующим утром, после того, как она поставила метку, на столике у кровати стояла нежно-розовая орхидея, а в подрагивающих руках была бархатная коробочка с изящным обручальным колечком. И едва Белова сказала свое веское «Можно» — Милолика вновь стояла перед Стаей. В жемчужно-серебристом, нежном, как свет луны платье и с улыбкой на губах. Волчица внутри тихонько рычала от удовольствия, чувствуя любовь и восхищение исходящие от ее самца. И обостренный слух ловил восторженные шепотки. Омега! Стоит ли говорить, что приняли ее безоговорочно. А свадьба… Больше шума было в газетах.
Почему это у Серова опять кольцо на пальце. А они отпраздновали в кругу самых близких. Милолика не хотела пышных торжеств. В их жизни было и без того достаточно суеты. Особенно с потеряшки.
