Но утром, когда она спешила на парковку в сопровождении молчаливого, но знакомого по зимнему домику охранника Дмитрия, ее печаль из наигранной превратилась настоящую. Облокотившись на капот хищного, черного внедорожника, в своем неизменном костюме ее ждал Серов.
* * *
Руслан
Она только на секунду застыла. Тонкая и напряженная, как звенящая струна. А Руслан сразу подумал, что ей совсем не идет черный цвет. И этот траурный платок на лебединой шее — его хотелось сорвать и выкинуть, откуда эта дрянь вообще взялась гардеробе? А потом ветер донес ее запах. Сладкую отраву, которую он сознательно дозировал все эти дни. Потому что совсем без нее не мог уже чисто физически. А рядом готов был сорваться и переступить эфемерную границу своих принципов. Никогда бы не подумал, но хорошо, что от девочки пока не пахло по настоящему сильным желанием. Это помогало сдерживаться.
Стряхнув с себя оцепенение, Милолика пошла к машине. Нет, наверное, в ее роду точно аристократки были. Как головушку держит! Не вызывающе, но с достоинством. Во всей ее фигуре порода чувствуется. Грация и утонченность, которую не испортить даже рубищем. Почему он раньше этого не замечал?
Руслан молча распахнул дверь перед своей парой. Силуэты охранников мелькали то в одном, то в другом окне. Вся Стая до сих пор шепталась об этой девочке.
Кристину на следующий день забыли, а Милолика уже который день на слуху.
Очень ее сдержанное и холодное достоинство Стаю заинтриговало.
В салоне опять заиграли Ганзы. Руслан подумал, а потом подкрутил климат-контроль, чтобы стало теплее, и мягко тронулся с места.
Вначале он не хотел везти ее на кладбище. Беременная же, а погода — типичная для питерского октября, холодный ветер и сырость такая, что даже он старался лишний раз на улицу не выбираться, но несколько раз перечитав сообщение от Грозовой окончательно пришел к выводу — надо. Поехать решил сам. Доверить свою пару и ребенка другому? Однозначно нет. И волк внутри с ума сходил. Рвался к беременной самке и своему мальчику. Дни и ночи готов был хоть на коврике у двери проводить. У них будет сын. Теперь Руслан это чуял и девочке сразу сказал.
Милолика задумчиво смотрела в окно. И, наверное, сама не заметила, как ее ладонь тихонько перебралась на живот в чисто материнском жесте защиты и ласки.
Ау него дыхание перехватило от вспыхнувшего желания своей сверху накрыть. Ей ведь тоже нужен бы этот ребенок. Их сын…
Машина слегка вильнула, и Руслан крепче сжал руль. Находится рядом с ней — слишком большое испытание для воли. Хотел прикасаться, целовать, гладить, брать… И нельзя. Своими же собственными руками он душил любую мысль о близости. Она еще не готова.
Но обязательно будет. Привязка и гормоны разогреют его Снегурочку. И он тоже в стороне не останется. Милолика уже выходила из состояния тотального равнодушия. Очень встреча с Грозовой на нее повлияла. Просто оживила на глазах!
И есть она стала больше, и за ноутбук уселась, опять вырисовывая свои сайты.
Надо будет ей осторожно работу подсунуть. Пусть развеется. Белова тоже довольна прогрессом. Последние анализы почти нормальные.
В общем — сдвинулось дело с мертвой точки. Можно немного выдохнуть. Вот только свадьба, черт ее дери, на носу…
Глава 24
Руслан не отступал от нее ни на шаг. Следил за каждым движением, словно Милолика действительно была настолько глупа, чтобы, потакая своим желаниям. сорваться с места и бежать. Но, конечно, она вела себя тихо. Так или иначе, сейчас именно Руслан вел ее к могиле отца.
Ворс мужского, драпового пальто казался колким даже через перчатки. А ноги слегка слабели, потому что с каждым ударом сердца приближался момент, когда она просто обязана будет найти способ остаться в маленькой часовенке одна.
Ведьмы могли скрыться только там. других мест Милолика просто не могла представить.
Над головой каркнул ворон. Она вздрогнула и проследила за полетом огромной. черной птицы. Кладбища вызывали в ней тихую тоску даже летом, не говоря уже о промозглой осени. Эти изломанные, голые ветви на фоне свинцово-тяжелого неба. пожухлая трава на забытых могилах в ужасном контрасте с яркими пятнами цветов на новых…
— Ты в порядке?
Первые их слова за почти час пребывания рядом. Милолика покосилась на пальцы. накрывшие ее собственные, упрятанные в мягкую замшу перчаток. Это выглядело как-то… неправильно. Еще недавно Кристина цеплялась за мужской локоть. а теперь он ведет ее. И еще одно «Зачем?» пополнило длинный список вопросов.
— Нет. Тут похоронен мой отец.
— Мы можем пойти обратно, если хочешь.
Как мило, ей предлагают сделать выбор! А совсем уйти тоже можно? Но Милолика покачала головой.
— Мне это нужно.
Больше мужчина не произнес ни слова. Молчал и когда она с особой нежностью раскрадывала на гранитных плитах родовой могилы цветы, и зажигала лампадки.
Четыре штуки. Для ее дедушки и бабушки, которых Милолика знала лишь по старым, истрескавшимся фотографиям, их дочери, умершей еще ребенком, от менингита, и их сына, ее отца. Даты рождения на могилах брата и сестры совпадали. Дети четы Новик были двойняшками. Милолика нежно тронула пальцами холодный камень могильной плиты. Возможно, она видит их в последний раз.
— Я бы хотела зайти в часовню, — произнесла она, оборачиваясь.
Окончание фразы растворилось в холодном воздухе. Руслан застыл у дерева.
Строгий и неподвижный, среди тишины и мрачной торжественности этого места, он показался ей странно притягательным. Резкие, застывшие черты, едва заметная складка между широких бровей… Милолика моргнула стряхивая с ресниц наваждение. Это лишнее.
Руслан тем временем снова подхватил ее руку, перекладывая к себе на локоть.
Милолика обернулась лишь один раз, взглядом прощаясь с отцом и остальными, а потом смотрела только вперед.
Дорога до часовни показалась вечностью. Над головой опять разоралось воронье. пугая и заставляя беспокойно осматриваться вокруг. Когда до нужного здания оставался десяток метров, Милолика произнесла то, что репетировала всю дорогу сюда.
— Я хочу побыть там одна, — голос предательски дрогнул.
— Нет.
Снайперский выстрел точно в сердце. Если надежда дает крылья, то сейчас их отрубили одним ударом. И терять ей было больше нечего. Милолика дернула рукой так, что перчатка чуть не осталась у мужчины. Ядерная смесь злости и страха вскипятили кровь, заставляя слова срываться с губ ядовитым шипением.
— Что ж ты так мелко плаваешь, Серов? Может быть, стоило захватить парочку десятков охранников? Чтобы вся часовня битком?! Это мое горе! И моя болы Только моя! Я не пойду туда с тобой!
Кажется, последние слова она кричала. Но ее ярость разбивалась об мужчину легче, чем волна об утес. И он следил за ней с каким-то непонятным, болезненным вниманием, в котором чудилось… облегчение?
