Руслан выбрал полярника себе в помощь! А его… Его оставили просиживать штаны под прикрытием людей Макса. В этой долбанной безопасности! Как племенного кобеля, который заменит собой вожака. Попытается заменить.
— Через час выдвигаемся, — скомандовал Руслан и кивнул на двери, приказывая покинуть помещение. А сам за мобильник схватился. Бедный Олежка совсем перепуган был. Влад, когда первый раз плач ребенка услышал, обмер весь. А на Руслана так и вовсе смотреть страшно было. Гричко в любом случае не жилец.
Брат его даже из могилы достанет и по всем кругам ада протащит.
— Макс, погоди! — он нагнал полярника, который почти бегом спускался на первый этаж.
— Влад, времени в обрез, — рыкнул недовольно, — Альфа ясно выразился.
— Да неужели? А пойдем ещё немного потолкуем …
Глава 32
Руслан
Когда ее вывели… От бросившийся в голову крови Руслан на мгновение перестал соображать, где он и почему. Осталось лишь одно желание — убивать. Вырывать глотки голыми руками и срывать плоть с костей, захлебываясь агонией каждого. кто попадется на пути.
Они посадили ее на цепь. Тяжёлую. с крупными, ржавыми звеньями. Черная лента ошейника обвилась вокруг нежной шеи, и он сам задыхаться начал. Его девочка…
ЕЙ это за что?!
— А ВОТ и мы! — зарычала Кристина, впиваясь в него ненавидящим взглядом. — Я так соскучилась, любимый!
Гричко оскалился. Весь из себя он стоял здесь. в окружении четверых своих шавок. которые только и ждали команды «фас»
— Какое трогательное воссоединение! — оборотни за его спинами тоже клыки показали. А от самих похотью наповал разит. И не надо больших мозгов иметь. чтобы понять, чем тут все закончится. стоит ему поставить кейс на землю. и подпись на приготовленные бумаги.
Милолика и не смотрела в сторону ублюдка. Только на него. А в глазах боль и вина через край. Глупая. Разве она могла знать. что ждёт ее в хостеле? И что родственность крови это последнее, о чем будет думать ослепленный и отравленный деньгами человек.
— Эта и есть твоя любезность, Гричко? Садить на цепь?
Голос — абсолютно ровный, а у самого по венам кипящий яд вместо крови. Всех положить, а потом пальцами раздать холодный металл. Освободить. чтобы только ее никогда не мучили кошмары, где обжигающе-холодная тяжесть на шее вырывает из легких последние глотки воздуха.
— Именно так, Серов. И я жду благодарностей. что она сейчас не смердит моими мальчиками.
А желтые глаза уже полыхают предвкушением грязной извращенной игры. которая тут вот-вот начнется. Озноб гулял по напряженной спине, но как никогда ему нужно было держать лицо. Не спешить, не срываться. Время. Как можно дольше тянуть время. Как там по канону. главный злодей толкает пафосную речь. а потом добро побеждает зло. Только Гричко не из тех, кто любит поболтать.
— Освободи ее, — кивнул в сторону. где стояла девушка.
— С хера ли? Щенок, — Милолика вскрикнула, услышав щелчок затвора, — ты не в том положении, чтобы ставить условия.
— Нет! Нем.
Стальной перезвон в клочья разорвал тишину. Его храбрая девочка рванулась вперед. но тут же и застыла. Черное дуло пистолета смотрело ровно в центр его грудной клетки.
— Что-то стало скучновато, не находишь?
В ушах взорвался грохот выстрела, а потом пришла боль…
Владислав
— Пятый на позиции.
— Достанешь?
— Как два пальца.
Санек достанет. Ему на это поле вокруг старого дома вообще все равно. На первый взгляд простак простаком, мозгов чайная ложка, но не приведи Мать Волчица ему в заказ попасть. Уникальный снайпер. Настолько профессионал, что Довлатов все косяки и загулы ему спускал.
Влад повертел в пальцах заветную палочку. Отбил все же. В который раз измарался, но по-своему вывернул. Полярник в ярости был, чуть не придушил, но обошлось как-то. Макс ведь и сам понимал — хреновый альфа из него, Влада. выйдет Да и Киру как подставить? Олежка ее второй мамой считает. Совсем ребенка осиротить — это последнее дело. А так, в случае чего, у него отменные родители будут. Как своего вырастят.
— Первый! В доме пальба! — прокаркала гарнитура голосом Коршуна.
— Начали.
Аппаратура в сторону. Одежда — так они волками сюда добирались, только снайперку для Санька на себе и тащили. А сами все с ног до головы в Анькином вонючем зелье. Ни одна шавка Гричко их не засекла. В двух шагах проходили — ноль реакции. Все же, ведьмам оборотни должны так, что не рассчитаться. Без их примочек они бы и близко не подобрались сюда.
Сухое дерево хрустнуло, и гигантским прыжком Влад выскочил на открытую местность. Сейчас или никогда. Но со стороны полуразрушенного, двухэтажного дома выстрелов и криков слышно не было. Значит — действует морок.
К дому он не бежал — летел! Земли не касался, лап не чувствовал. Два километра в одно дыхание. И в мозгах отсчет под бешенный грохот сердца. Двадцать. девятнадцать, восемнадцать… над головой свистнула маленькая смертоносная пчела и охранник, в тридцати метрах от него, рухнул как подкошенный. Второй рядом даже рот открыть не успел, руку с рацией к себе дернул, а говорить нечем — пол морды снесло. Ну, Санек, не подкачал! Щелк. щелк, щелк. Еще три трупа.
Внешняя охрана снята, а за ним теперь внутренняя. И время разогналось до сверхзвуковых скоростей. Не помня себя, Влад рванул в черный зев дверного проема.
* * *
Выстрел. И никакой замедленной съемки. Руслан резко отшатнулся назад, а попали в нее. В самое сердце попали!
Тишина, звенящая. плотная, забила уши. Мир закружился безумной каруселью. рождая перед глазами выворачивающий на изнанку кошмар. Мокрое пятно на темной рубашке. распахнутые зеленые глаза и острый запах крови, металлическим кулаком ударивший по обонянию. До головокружения и мерзкой тошноты.
Милолика вскрикнула, но из горла не вылетело ни звука. Рванулась вперед, но чуть не рухнула навзничь от грубого рывка цепи.
— Стой на месте, помесок!
Шипение Кристины едва ли было воспринято. И выстрел под ноги тоже. Все, что понимала и воспринимала — сжатая на груди рука, а между пальцев красное… Его кровь! Он умирает!
Лютый холод и обжигающий жар сплелись в центре груди в один нервный пульсирующий ком.
— Русла-а-ан! — полушепот полувой исказился на помертвевших губах. — Рус…
Это же все сейчас тут и закончится! Его убьют без совести и жалости. Среди этой пыли, в центре грязи, смрадными волнами хлещущей от черных, уродливых фигур.
Они затопят собой его свет. Золоте мягкое свечение, гревшее ее эти ночи. Без которого она бы замерзла насмерть. содрогаясь в ознобе на голых жестких досках.
