На следующий день я наконец увидел Лару в отделении реанимации. Она еще спала. Я приподнял одеяльце, чтобы проверить перевязку, и вдруг сам удивился размерам девочки. Она внезапно показалась мне такой крошечной. Я обернулся к ее медсестре Шанталь:
– Если подумать, с трудом верится, что можно проделать такую работу. Ты можешь себе представить, что мы поменяли два клапана и пришили две коронарные артерии этой малышке? Сколько она весит?
– Два и два. Да, ты прав, я тоже иногда задаю себе этот вопрос.
– Честно говоря, она не сильно больше цыпленка.
Шанталь рассмеялась и ответила в тон:
– С перьями или без?
Я покосился на нее с наигранным возмущением:
– По крайней мере благодаря нам она потеряла не так много перышек!
– А какого размера у этого цыпленка сердце?
– Честно говоря, не знаю. Я видел его через очки, вчера вечером взял самые сильные, с пятикратным увеличением. Обычно считается, что здоровый желудочек имеет размер кулака его обладателя. В очках я сравнил бы его с мандарином. Без очков – ну, со сливу будет?
– То она цыпленок, а теперь фруктовый салат.
Она заразительно расхохоталась.
– Вот что всегда меня удивляло в этой микроскопической хирургии – главным ограничением становится зрение, а не руки или пальцы, а ведь именно они должны безошибочно выполнять такие искусные и точные движения. К счастью, глазам можно помочь, а вот рукам…
– Руки дрожать не должны, ведь так?
– Нет, не должны. Малейший тремор усиливается на другом конце инструмента, и через сильные очки можешь себе представить, какая будет качка. Нет, руки должны быть уверенными и твердыми.
Из-за своей сложности наши «северные склоны» представляют собой повышенный риск и увеличивают ответственность, лежащую на плечах хирурга. Но они также дарят большие преимущества по сравнению с другими, менее сложными операциями. Так, у Лары стратегически важный клапан – тот, который был перемещен и работает под высоким давлением, – будет расти вместе с ней. Другой – животный клапан – нужно будет заменить по мере роста, но это можно сделать катетером, а не только хирургическим путем. Ни один клапан не потребует длительного лечения, вроде курса антикоагулянтов. Лара будет жить без всяких ограничений и позже сможет иметь детей, принимая во внимание отсутствие медикаментов, потенциально токсичных для беременности. Эта операция восстанавливает анатомию и физиологию, максимально приближенную к норме.
Два дня спустя.
– Я нахожу нашу кроху немного бледненькой. Она не слишком анемична?
– Да нет, пока нормально. Уровень гемоглобина понижен, но в пределах допустимого.
На каждый килограмм веса тела в организме циркулирует примерно восемьдесят миллилитров крови. У Лары это количество составляет около ста восьмидесяти миллилитров. Неполный стакан. Наш самый миниатюрный аппарат искусственного кровообращения требует подобного объема, только чтобы начать работать. Поэтому нам пришлось наполнить его кровью, а не физиологическим раствором, чтобы поддержать достаточную концентрацию гемоглобина – главного переносчика кислорода.
Для меня всегда оставалось загадкой, что можно использовать для наполнения кровь взрослого и что кровяным тельцам удается циркулировать в сети капилляров такого крохотного новорожденного. Коллеги-гематологи постоянно убеждали меня, что наши красные кровяные тельца имеют у всех одинаковый размер, вне зависимости от возраста, а я смотрел с сомнением. Тем не менее они, должно быть, правы. Во всяком случае, наш опыт давно доказал и подтвердил, что подобная замена оправдывает себя, не вызывая закупорки кровотока на капиллярном уровне.
– Продолжай следить за уровнем гемоглобина, чтобы он больше не падал.
– Конечно.
Больше всего на плечи хирурга давит сложность технического исполнения. Это давление может меняться в зависимости от субъективных составляющих, таких как вера в собственные силы, а иногда и переживания. И, когда они направлены в противоположные стороны, эти силы поднимают вверх трос, по которому медленно двигается хирург, и раскачивают его. И если он вдруг посмотрит вниз на землю, ставшую такой далекой, его движение может стать неверным и ловкость пропадет.
Что касается меня, я по-прежнему поддаюсь переживаниям за пациента, когда они достигают уровня привязанности. Я это понял, когда оперировал мать одного из моих лучших друзей. Это была очень изящная женщина, и телом и духом, и я очень ценил ее. Задолго до срока я без колебаний, немного хвастливо, согласился сделать ей операцию. Она была сложной, миокард много перенес в силу пожилого возраста, и операцию нужно было провести в сжатые сроки. По мере приближения дня операции меня стали жестоко преследовать подспудные сомнения – страх неудачи. Эта тревога мешала мне заснуть в ночь перед операцией, и все метания, которые обычно исчезали, как только я брал в руки скальпель, а мир сужался до знакомого круга света от лампы, на этот раз не покинули меня, заставив остановиться. В полном молчании я боролся с собой, вспоминая, сколько раз я спокойно преодолевал подобные ситуации. И только полностью сосредоточившись на каждом движении, мне удалось опустить канат ближе к земле и ослабить его колебания.
Победив этот страх, я поклялся больше не испытывать судьбу, когда в работе присутствует слишком сильная эмоциональная составляющая.
День пятый.
Мама держала Лару на руках, прижав к себе. Снова. Только личико малышки выглядывало из-под вороха пеленок. Женщина по-прежнему походила на Джельсомину, но теперь она улыбалась открыто, глазами и всем лицом.
Понадобилось совсем немного крови, чтобы Лара засияла. Мы поддерживали ее сон в течение нескольких дней, чтобы все органы, сильно пострадавшие во время начального потрясения, могли спокойно восстановиться. Легкие подсохли, почки и печень снова заработали в полную силу. Кровь очистилась.
Она проснулась, когда мы прекратили давать снотворное. Она снова открыла глаза, чтобы смотреть на мир, который до этого едва успела заметить, чтобы теперь заново начать исследоввать его. Малышка не увидела шторма, который пронесся над ней – нашей ошибки – и, проснувшись, оказалась уже на другом, более надежном, берегу.
Если слишком сильная эмоциональная составляющая может помешать работе, другая, хотя и не столь сильная, заставляет оперирующего хирурга превзойти самого себя в некоторых эпических сражениях. Доказательством тому служит случай из моей практики, когда ситуация стала безнадежной из-за неостановимого кровотечения.
Малышке было совсем немного лет, но она уже перенесла две операции на сердце. Она оставалась синей и задыхалась от малейшего напряжения. Мы решили попытаться сделать более полную, хотя и очень рискованную коррекцию в надежде облегчить ее участь. Операция превратилась в жестокую ежесекундную борьбу. Трудности были огромными, гораздо больше, чем мы рассчитывали. Сердце снова заработало, но кровотечение из шва, скрытого в глубине, не прекращалось, несмотря на все наши усилия.
