Охотник поморщился, тронул ладонью намокшую рубаху. Даже отсюда Рэй видела, что пальцы его окрасились красным. Король Другой стороны улыбнулся ей печально, и сжал коленями конские бока.
Не отрываясь, Керринджер следила глазами за фигурой всадника, пока она не потерялась где-то в дымке, поднявшейся над красным вереском. Потом Рэй тяжело осела на землю и бездумно смотрела на собственные руки, пока Бэт не начала тормошить ее за плечи.
С трудом Керринджер встала. Рюкзак казался неподъемным грузом, но отдыхать на красном поле ей не хотелось. Рэй оглянулась по сторонам.
То ли Другая сторона снова подшутила над незваными гостями, то ли появление Охотника перемешало пространство и направления, но теперь край вересковой пустоши был всего в нескольких сотнях метров впереди. За ней начинались холмы. Округлые вершины сидов поросли зеленой травой, кое-где в ней проглядывали белые метелки ковыля, рунические камни дозором застыли на границе между пустошью и холмами.
— Нужно забрать вещи, — неуверенно проговорила Бэт. Выглядела она так, как будто бы ей тоже совсем не улыбалось идти обратно через красный вереск.
— Если нам повезет, заберем на обратном пути, — отрезала Рэй. — Мы почти пришли.
Бэт проследила за ее взглядом, и лицо ее окаменело. Не дожидаясь своего проводника, девушка одернула куртку и зашагала к холмам. Керринджер коротко выругалась, поправила впивающиеся в плечи лямки рюкзака и пошла следом за ней.
За границей рунических камней на склоне холма стояла женщина. Легкий ветерок играл складками белого платья, золотые волосы лились по плечам. Рэй подобралась и ускорила шаг, чтобы догнать Бэт.
Элизабет Биннори оглянулась, глаза ее горели каким-то лихорадочным блеском. Она сказала:
— Я сама буду просить. Я знаю, что надо сказать.
Керринджер пожала плечами. Ей совсем не понравилось, как горят глаза Бэт, нутром она чувствовала какой-то подвох, но не могла сообразить, какой.
Поравнявшись с камнями, Рэй остановилась. Перевела дыхание, скинула на траву рюкзак. Плечо болело, как будто по нему били. Хочет просить — пусть просит. Может, просьба Бэт и в самом деле будет услышана, раз уж они так легко отыскали сид Королевы, раз уж она вышла им навстречу. Сама Рэй после бега через пустошь чувствовала себя полностью выжатой.
Женщины на склоне холма говорили тихо. Керринджер видела только светлый затылок Бэт и лицо Королевы, нездешнее, неподвижное. Что-то там происходило такое, что чутье заставило Рэй оставить рюкзак возле дозорного камня и пойти вверх по склону, ускоряя шаг. Ветер уносил куда-то слова сиды, оставался только звон серебряных колокольчиков, но последнюю фразу девушки «охотник на фей» расслышала отчетливо:
— Пусть я стану арфой для Тома!
— Бэт! — крикнула Рэй. В груди защемило от неотвратимости. Бэт была хорошей девчонкой, пусть и отчаянно, невозможно влюбленной в своего Тома Арфиста. Эта просьба ее, она была такой дурацкой, такой странной, но с ней в голове у Керринджер со щелчком сложилась в целое вся мозаика: настойчивость Бэт, ее готовность платить любые деньги проводнику на Другую сторону. Действительно, зачем арфе деньги? Щелчок в голове у Рэй был болезненно похож на щелчок взводимого курка.
— Преврати меня в арфу для Тома! — настойчиво повторила Бэт. — Мне и так не будет без него жизни, пусть лучше он получит то, что нужно. Он же должен играть, здесь и в Байле, чтобы не получилось так, что все это было зря! Пусть лучше я буду его арфой, чем жить непонятно зачем и потеряв все.
Королева что-то тихо спросила у Бэт, та кивнула, потом обернулась к Керринджер. Она улыбалась так отчаянно и счастливо, что у Рэй слова примерзли к языку.
Королева холмов медленно подняла руки, обняла Бэт. Ее широкие рукава заслонили фигуру девушки от Рэй. Керринджер устало закрыла глаза.
Потом она сидела на склоне холма, обхватив руками колени. На вершине другого сида Томас Арфист играл на новой своей арфе, и слушать эту музыку было невозможно. Не слушать — тоже. Рэй все время мерещился в звоне струн отголосок смеха Бэт. Впору было стискивать зубы от бессилия и злости, но что-то такое делала с ней эта музыка, что у Керринджер оставалась только грусть. Ей почти до слез было жаль эту славную девчонку, так любившую, так поверившую в чудо.
— Она будет дремать, и грезить, и петь ему, — тихий голос за спиной заставил Рэй вздрогнуть — она не слышала шагов. Рядом с ней на траву опустилась сида в простом белом платье. Королеву Холмов в ней Рэй узнала не сразу. — Это хорошая судьба. Однажды он узнает ее голос и позовет ее по имени. Тогда чары закончатся, потому что сердце всегда сильнее чар.
— Почему она?.. — хрипло спросила Керринджер.
— Я дала моему Тому арфу, где струны были звездным светом, — сказала Королева. — Он отдал ее Охотнику, чтобы получить право уходить и возвращаться. Король-Охотник жесток, но прав. Он спросил Тома о самом ценном, что он мог отдать. Мне можно было бы гордиться — он ценил мою арфу сильнее, чем свой голос или мастерство своих рук.
Рэй слушала ее, затаив дыхание. Ей нужна была правда о Томе Арфисте и Бэт, чтобы, уйдя с этого холма, она смогла хоть как-то собрать себя в кучу и жить дальше.
— Король просит много и дает много. Он дал Тому власть видеть через чары и мороки. Поэтому когда-нибудь мой Арфист услышит, чьим голосом поет его арфа.
Они помолчали немного. Над зелеными холмами взлетел сильный голос Томаса Лери, и пока он пел, говорить было нельзя, можно было только слушать. Он пел о солнце над холмами, и о девушке на холме, и еще о чем-то знакомом и неузнанном пел.
— Я сказала Тому, что у него не будет другой арфы, пока кто-то не даст ему больше, чем дала я. Я была зла. Ему не надо было просить у Короля. Он мог попросить у меня. Я бы забрала назад сказанное ради Тома, но некоторые слова не создают будущее, а лишь провидят его.
Рэй криво усмехнулась. Ей припомнилось, как в пабе «Зеленые рукава» Гвинор назвал Тома гордецом. Сейчас казалось, что это было очень, очень давно.
— Зачем мы вам? — просила Керринджер неожиданно. — Дети, Том, Бэт, все остальные, кто уходит и не возвращается?
— Чтобы Граница оставалась Границей. Чтобы нас не разбросало, как щепки, в течении времени. Это нити, которые сшивают Ту сторону и Эту, делают нас одним. Жаль, что их так мало и, чем дальше, тем меньше. Когда-то мы отдавали вам на воспитание своих детей, но эти времена ушли. Дети по эту сторону Границы — редкость.
— И это стоит того?
— Да. Народу холмов нужны люди, а людям нужны мечты и сказки. У нас и у вас нет другой защиты от Бездны и забвения.
— Но почему Гвендоллен? Почему не кто-нибудь другой? — Рэй вскинула голову и в упор взглянула на сидящую рядом с ней. Не видь она ее раньше, никогда не узнала бы в этой женщине с усталыми серыми глазами Королеву Другой стороны. Сида вздохнула:
— Потому что одни с рождения принадлежат Границе чуть больше. Такие сами находят сюда дорогу, даже если их не находим мы. Как ты. Как Томас. Как тот мальчик, околдованный одной девочкой, которой не следовало возвращаться к людям.
