Охотник перехватил ее ладони сильными горячими пальцами, сжал. Покачал головой, глядя на Керринджер, улыбнулся ей грустно. В черных глазах под рыжеватыми ресницами была ветреная октябрьская ночь.
Рэй высвободила руки почти нехотя. Имя Охотника крутилось у нее на языке, требовало быть произнесенным, она стиснула зубы.
— Я смогу остановить кровь и стянуть раны, если ты вытащишь пулю, — проговорил сид, и женщина отчетливо видела, с каким трудом ему дается самообладание.
— На чары не распространяется действие гейса? — спросила она скорее просто для того, чтобы не молчать.
— Это же не руки. Твой отец пьет и виски, и пиво, и джин.
— Откуда ты, к чертовой матери, знаешь, что пьет мой отец?
— Я знаю, откуда у него этот гейс, — Охотник потянул с себя окровавленную футболку. Рэй поморщилась, глядя, как он отдирает присохшую ткань от груди. А на спине все еще хуже, выходные отверстия должны были изрешетить ее в лохмотья.
Вид схватившихся коричневой коркой, воспаленных ран, сочащейся из них сукровицы подействовал на Керринджер отрезвляюще. Руки все еще дрожали, но с этим она ничего не могла сделать.
— Это надо промыть, — сказала Рэй.
— Делай, — Король-Охотник отшвырнул в угол изгаженную футболку, прижался затылком к стене. Лицо его было искажено гримасой боли, на скулах перекатывались желваки.
Запекшаяся корка отходила тяжело, антисептик смешивался с сукровицей и тек по груди и животу сида. Едва слышно гудела лампа. Молчание давило. Рэй нужно было думать о чем угодно, о гейсах, о холодном железе, об украденных детях, лишь бы не о ней самой и об Охотнике, и не о том, что она может сделать хуже. Куда уж тут хуже.
— Не бойся, — он словно угадал ее мысли. — Некоторые гейсы — не только запрет, но и обещание. Если мои раны суждено лечить только нанесшей их руке, то она их вылечит. Я дал тебе семь дней на Другой стороне, и за эти семь дней наш мир не возьмет над тобой власть, как бы там оно ни было.
— Ты псих, — сказала Керринджер уверенно. — Самый настоящий псих.
Едва слышно Король-Охотник рассмеялся. Из раны в середине груди потекла кровь. Рэй мельком подумала, что ее футболку тоже придется выкинуть, а ванную — долго отмывать, когда они закончат.
Пуля была там, застряла в грудине, хотя с двадцати метров должна была тоже пройти насквозь.
— Первую я попытался остановить чарами. Вышло плохо.
Застрявшая в грудине пуля — это куча раздробленных костей в раневом канале. И куча крови, если она туда полезет. Керринджер со вздохом натянула латексные перчатки, действуя скорее по памяти, чем действительно осознавая. Охотник следил за ней, приоткрыв глаза, и Рэй под его взглядом стало зябко. Чтобы не молчать, она спросила:
— Кто научил нас ковать холодное железо?
— Фоморы.
Кровь перестала сочиться, должно быть, он остановил ее чародейством. Это немного облегчало дело. Ковыряться в ранах пальцами Рэй никогда не казалось чем-то особенно вдохновляющим.
— Мы сражались с ними когда-то давно, — продолжал Охотник. Слова срывались с губ тяжело, голос его охрип от боли. — И люди тоже. Мы заперли их там, откуда они пришли, в ледяной Бездне. Лох-Тара — это дверь, Граница — замок на двери.
Он охнул и замолчал. Застонал едва слышно.
— Кажется, нашла, — Рэй потянулась за зажимом. Руки были в крови, она зубами разорвала стерильную упаковку корнцанга. Плечо свело болью, женщина потерла его подбородком.
— На Самайн Граница особенно тонка, а власть Бездны — велика, — снова заговорил Охотник. Кровь из раны почти перестала течь.
— Что это за дрянь такая? — пробормотала Керринджер почти себе под нос. Нащупать пулю зажимом оказалось еще сложнее, чем пальцем.
И когда наконец кусочек холодного железа выскользнул наружу, она брезгливо выбросила его в раковину и осела на пол, чувствуя, как от перенапряжения, подкашиваются колени. Стрелять было проще.
— Фоморы? — сид открыл глаза и сел прямо. Провел рукой по груди, размазывая по рельефной мускулатуре кровь, сукровицу и антисептик. — Не знаю. Даже я не знаю точно, хотя сражаюсь с ними, охочусь на них почти вечность. Они забирают тепло, и им всегда мало. Их дом — Бездна, а Бездну нельзя насытить.
Рэй мотнула головой, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями. Всего происходящего было для нее слишком много. Курт Манн, Том Лери, драка в переулке и вишенкой на торте — явление Короля-Охотника. Рехнуться можно.
Она прижала кровоостанавливающую салфетку к ране на груди, из которой снова сочилась кровь. Вскинула глаза на сида, и его имя само непрошено сорвалось с губ:
— Кертхана…
Он накрыл ее руку своей ладонью. Теперь, когда холодное железо перестало вытягивать из сида жизнь, в нем было больше от прежнего Короля-Охотника. Медленно Кертхана улыбнулся:
— Ох, Рэйе. Я согласен еще на шесть пуль, если ты будешь потом так прижимать руки к моей груди.
— Обойдешься, — огрызнулась Рэй, чувствуя, как заливает щеки мучительным румянцем. Та девчонка, которая смотрела восхищенными глазами на Короля, позволяла ему пальцами вытирать земляничные пятна с лица и вплетать в волосы лесные цветы, никуда не делась, и это было самое страшное. Керринджер попыталась отдернуть руку, но Охотник удержал. Она сказала:
— Нужно обработать остальные раны. Если моя рука может их вылечить.
Со вздохом Кертхана позволил ей отнять ладонь. И тут же перехватил руку, прижался на мгновенье губами к перчатке и сбитым костяшкам пальцев. Рэй резко вырвала руку.
— Ты псих. Давай сюда спину.
Король-Охотник попытался выпрямиться во весь рост и тут же уперся макушкой в потолок. Тихо пробормотал какое-то ругательство. И опустился на колени спиной к Рэй, перебросил на грудь толстую рыжую косу, спросил, не поворачивая головы:
— Так подойдет?
— Вполне.
Выходные рваные раны стягивались прямо у нее под пальцами. Но даже несмотря на это, Керринджер пришлось потратить весь антисептик из аптечки. Кертхана терпел молча, только иногда сильные плечи вздрагивали от боли. Наконец Рэй сказала:
— Я дам тебе футболку. Они большие, должны подойти.
— Лучше воды налей. Или не воды.
— Кофе? Виски? Чая нет, — Рэй содрала с рук окровавленные латексные перчатки, швырнула их в раковину, растерла ладонями лицо. Задела скулу, зашипела от боли.
— Кто это сделал? — спросил Кертхана через плечо.
— Парень со сломанным носом и парень с разбитой башкой, — устало отозвалась Керринджер и осторожно протиснулась мимо Охотника. В спину ей полетел короткий смешок сида.
Автоматически Рэй включила чайник, чтобы залить кипятком растворимый кофе, потом вспомнила про последнюю бутылку пива в холодильнике. Ячмень лучше, чем та дрянь, из которой делают дешевый кофе. Она привычно открыла бутылку, поставила на стол. Достала бекон и хлеб. Больше в холодильнике не было ничего. Кертхана придвинул себе единственную табуретку, сел, подпер подбородок локтем. Рэй поставила перед ним тарелку с бутербродами:
