— Нет. Это его дочь и его выбор.
Женщина остановилась. Маккена даже не обернулся в ее сторону.
— Папа, — сказала первая Гвендоллен и протянула руку. Мужчина вздрогнул и невольно отшатнулся.
— Забери меня отсюда, — сказала вторая. Третья тут же надула губы:
— Я никуда с тобой не пойду.
Четвертая стояла молча и неподвижно, как и пятая. Шестая Гвендоллен молча схватила отца за руку. Седьмая подмигнула и сказала:
— Оставайся с нами.
Восьмая опустила глаза и тихо сказала:
— Они знают, как вернуть маму.
Маккена сбился с шага, но взял себя в руки. Девятая Гвендоллен равнодушно играла с огненной стрекозой, которая вилась вокруг ее пальцев. Десятая вытерла рукавом бегущие по лицу слезы и шмыгнула носом:
— Папа, мне плохо здесь.
Рэй до рези в глазах вглядывалась в невысокие фигурки и одинаковых платьях. Сама она ни за что не угадала бы, что должна сказать отцу маленькая восьмилетняя девочка. Еще Керринджер подумала, что заставить Маккену сражаться да хоть бы с тем же «синим плащом» было бы не так подло. Не мучило бы ложной надеждой, по крайней мере.
Джон обернулся. Губы сжаты, глаза нехорошо прищурены.
— Ты играешь не по правилам, — сказал он зло сиде.
Ее воин передвинулся, чтобы держать в поле зрения обоих людей.
— Ее здесь нет, — с удивительным спокойствием продолжил Джон Маккена.
— Ты уверен? — Королева Холмов покачала головой. — Если ты откажешься от своей дочери, ей никогда не покинуть сиды.
На мгновение по лицу мужчины пробежала тень сомнения. Потом хмуро и резко он отрезал:
— Гвендоллен здесь нет.
Рэй подобралась. Какое-то внутреннее чутье говорило ей, что весь этот фарс пора заканчивать. Смутный отголосок тревоги поселился в груди, мешая дышать. Здесь, на Другой стороне, чутье значило больше, чем завывания сигнализации в мире людей.
Керринджер тихо выругалась. Все ее обереги, разрушающие чары, остались в карманах жилетки и разгрузки. Она специально пришла к заповедному холму почти безоружной, чтобы хозяева видели — она играет честно. Сидская королева улыбнулась ей грустно:
— Я бы не пустила вас сюда, будь на это моя воля. Ты знаешь, никто не любит, когда посягают на его добычу.
От ее цепкого, пронизывающего взгляда у Рэй по спине пробежали мурашки. Ответила она спокойно:
— Верни дочь этому человеку.
— Кажется, мне придется это сделать, пока твоя кровь не пропитала мою землю насквозь.
Рэй ухмыльнулась и разжала окровавленный левый кулак. На траву брызнуло еще несколько алых капель. Пролитая холодным железом смертная кровь вредила Другой стороне. На этом основывалась половина нехитрой человеческой магии. Для Рэй это был последний козырь в рукаве.
Сида махнула рукавом и обернулась к Маккене.
— Ты разгадал мою загадку. Я вынуждена держать свое слово. Сейчас Гвендоллен приведут.
Должно быть, в жизни Джона Маккены следующие минуты были самыми долгими. Время тянулось, как застывающая смола, а он сам казался себя увязшей в ней мухой.
Далекий звук рога разбил это замершее время. Рэй Керринджер вздрогнула, как от удара, но в то же мгновение из темноты сида показались две светлые фигуры. Юная сидская девушка вела за руку Гвендоллен. Едва заметив Джона, девочка радостно воскликнула::
— Папа!
И бросилась к нему. Маккена подхватил ее на руки. Гвендоллен рассмеялась:
— Папа, а мне светлячка подарили!
— В машину, живо! — крикнула Рэй.
Узоры серых туч текли в небе быстро-быстро.
— Вы не успеете, — сказала королева. — Ты не успеешь.
— Если я не успею, — сказала Рэй ровно, — у меня будет достаточно времени, чтобы отыскать тебя и расплатиться за это.
Что-то в ее голосе заставило сиду отпрянуть на миг. Рэй схватила за рукав Маккену и зашагала прочь, с трудом удерживаясь, чтобы не перейти на бег.
— Мы уже уходим, пап? — удивленно спросила Гвендоллен. — Мой светлячок…
— Нам пора спешить, Гвен, очень пора. А то мы не успеем домой.
С ребенком на руках Джон едва поспевал за Керринджер. За спиной звенели серебряные колокольчики. Сида смеялась.
— Не плачь, Гвендоллен! — певуче воскликнула она. — Скоро ты вернешься к нам.
— Скорее я засею твой холм холодным железом! — Рэй не оглянулась. У самой машины она не выдержала, побежала.
— Пап, почему она так спешит?
— Потому что нам нужно уходить, — Маккена усадил дочь на заднее сиденье и сам поспешно занял место в машине. Рэй повернула ключ в замке зажигания и с облегчением услышала глухой рокот мотора. Коротко велела:
— Компас.
Распотрошила латунный чехол, вытряхнула под ноги пушистую светлую прядку, нашла в кармане разгрузки потертый кожаный мешочек, сунула его под корпус компаса. И отдала прибор обратно Джону.
— Держи. Теперь он должен показать нам дорогу домой.
Снова запел рог. Только теперь он стал ближе, намного ближе. От густого низкого звука кожа покрылась мурашками. Гвен испуганно спряталась за спинку отцовского сиденья.
— Я буду ругаться при твоей дочери, как грузчик, — хмыкнула Рэй. Маккена криво усмехнулся. Ему было не по себе. Юристу из респектабельного пригорода совершенно не хотелось встречаться с существом, которого боится женщина, способная заставить народ холмов вернуть то, что они украли.
— Слушай меня внимательно, — сквозь зубы сказала Рэй. — Если я велю, сядешь за руль и будешь гнать по компасу до самой границы, не оглядываясь и не останавливаясь подождать меня. В бардачке визитка на имя Уильяма Керринджера, там есть адрес. Отгонишь машину туда и расскажешь, что случилось.
Внедорожник тронулся с места, вначале медленно, потом набрал скорость.
— Что происходит? — Джон Маккена с тревогой поглядел на женщину.
— Смеркается, — отозвалась та. Время летело гораздо быстрее, чем ему положено. Минута сливалась с минутой, час с часом. Хозяева холмов умели заставлять время на Другой стороне бежать иначе, чем ему положено.
Стрелка компаса нашла свой север и замерла, как приклеенная. Тяжелая машина летела без дороги, а за ней летела ночь. Сумерки, стремительные и скомканные, как будто прокрутили в ускоренной перемотке, потом упала темнота. В первый раз по эту сторону тумана Рэй включила дальний свет. Холмистая местность, высветленная фарами, казалась призрачной. Звук рога гулял по ней, заставляя людей вздрагивать. Охота взяла след.
Рэй ощущала это физически. Пальцы немели, ее бил озноб. Страха не было. Было предвкушение. И это казалось хуже всего.