— Ничего хорошего, — отозвался он и сам удивился, как жестко это прозвучало.
— Тогда она была белой, как нетронутый снег, и совсем холодной. Индомнах отдал Горькую чашу женам Короля-Ворона.
— Этим ведьмам? — удивленно охнула Джил. — Зачем?
— Горькая чаша забирает то, что ты готов ей отдать. Они были готовы. Индомнах обещал, что взамен, когда Горькая чаша станет полной, она наделит их тем, что они хотели бы иметь. Не знаю, ложь это или правда. Индомнах был сражен на красном поле прежде, чем сдержал свое слово. Или прежде, чем вскрылся его обман. За фоморами не водилось такого, чтобы они что-то давали. Кроме одного из них.
— Зачем она тебе? — привычный к Другой стороне Хастингс неожиданно почувствовал усталость. Слишком многими неизвестными успела обрасти история украденного мальчика. Теперь еще чаша и фоморы.
— Ты видел. Горькая чаша теперь не только снег и холод, — грустная улыбка тронула губы Кианехт.
— Что с ней стало? — Хастингс переступил с ноги на ногу. Рюкзак давил на плечи. По-хорошему, его не должна была волновать фоморская поделка. Они принесли чашу гвиллионке, она должна пропустить их дальше в горы, сделка выполнена, разговор закончен. Но охотник на фей слишком хорошо помнил холод на пороге Бездны, чтобы недооценивать все, что имело бы к ней отношение. Будь его воля, он скорее бы разбил Горькую чашу, чем отдал бы ее кому-то.
Просто потому, что ни на Другой стороне, ни дома не было места ничему, так или иначе отмеченному этим смертельным холодом.
— Едва ли кому-то из сидов вздумалось бы тягаться с ворожбой Индомнаха, — Кианехт присела на большой валун. Подол ее платья при этом оказался на свету, серый шелк обернулся лишайниками и мхом. — А вот человек решился. Тогда среди людей было достаточно мастеров и чародеев. Этот человек сделал Горькую чашу тем, чем она должна была стать. Забирающей то, что ты можешь отдать, и дающей то, что ты ищешь. Теперь она нужна мне. В память об этом человеке, и потому что я не знаю другого способа получить то, что ищу.
— А как она оказалась там, в Терновом холме? — Джил присела на корточки и начала расстегивать рюкзак. Хастингс подумал и не стал ей мешать. В конце концов, это Джил удалось освободиться от чар и отчасти вытащить его самого, значит, право решать за ней. А чаша… Он скажет об этом тем, кому следует знать.
— Этот человек часто бывал там. Там и в моих подземных залах. После мы никак не могли поделить, что он любил больше, белые цветы на холме или сияние драгоценного камня. Я отдала чашу на время, но забрать ее оказалось труднее, чем мне думалось тогда. Мне кажется, я сказала достаточно.
Она протянула руки, ставшие тяжелыми и каменным за пределами спасительной тени. Джил шагнула к каменной княжне и осторожно протянула ей чашу, закутанную в светлую ткань. Кианит смахнула покрывал на землю, и Горькая чаша предстала перед ними, сверкающая холодной белизной. Красные прожилки как будто пульсировали в такт биению чьего-то сердца.
— Спасибо, — гвиллионка улыбнулась Джил. Потом она перевела глаза на Бена Хастингса, и взгляд ее сделался неожиданно тяжелым: — Берегитесь. Не стоит ждать ничего хорошего от тех, кто пытается договориться с Бездной.
Бен кивнул. В этом предостережении он не нуждался, но если уж на Другой стороне взялись о чем-то предостерегать, знак скверный.
Когда они уходили, Хастингсу все казалось, что спину ему сверлит взгляд каменной княжны. Не выдержав, он обернулся. И снова обжегся о глаза Кианехт, бездонные и яркие. Она стояла под каменным навесом неподвижно, прижимая чашу груди, как будто держала в руках что-то действительно драгоценное, и где-то в глубине души Бен Хастингс, охотник на фей пожалел, что видит правительницу гвиллионов, скорее всего, в последний раз.
16. Воронья башня
Скала, увенчанная башней, царила над ущельем.
— Слушай, — Джил разглядывала ее, запрокинув голову. — Она почти такая же, как та, которая дома, над Слаем. То есть, была раньше над Слаем. Там остались одни руины.
— Здесь тоже не слишком много всего уцелело, — Бен, прищурившись, разглядывал силуэты строений, темные на фоне серого неба. Башня вырастала из скалы, неприступная и готовая отразить любое нападение. Постройкам вокруг повезло гораздо меньше, обломки камней щерились на ущелье троллиным оскалом.
Джил кивнула. Нахмурилась и решительно шагнула на тропу, карабкающуюся наверх мимо гранитных валунов, наверняка, раньше тоже бывших частью каких-то укреплений.
— Погоди, — Хастингс сбросил на землю рюкзак. Мрачно проследил взглядом за вороном или вороной, сделавшей круг над их головами. Относительно предстоящего дела предчувствия у охотника на фей были самые нехорошие.
— Возьми флягу с водой и галеты. И спальник привяжем к твоему рюкзаку.
— Зачем? — Джил устало провела ладонью по лицу. Выглядела она плохо, это заметил бы даже полный придурок. Черт его разберет, было ли дело в трудностях пути или в проклятии сиды Тернового холма.
— Я не знаю, что будет там, в башне, — сказал ей Хастингс. — Слушай меня внимательно и запоминай. Если ты окажешься одна или с братом, но без меня, ищи Ту-которая-скачет-в-Охоте.
— Кто это? И как ее найти? — Джил подозрительно нахмурилась.
— За пределами Бенморы достаточно сказать любому встречному, что ты идешь к Скачущей-в-Охоте. Тебе укажут путь, и этот путь будет правильным.
— А почему мы не сделали это сразу?
— К ней идут, только если нет выбора. Таков уговор.
— Окей, — девушка вздохнула. — Я поняла.
Она взвалила на плечи свой заметно потяжелевший рюкзак, повесила флягу. Бен покачал головой. Над скалой глухо каркнула птица.
Тропа пологим серпантином поднималась по склону, петляя между камней, поросших травой остатков оборонительных валов и редких деревьев. Кое-где сохранились старые плиты, которым когда-то было вымощена дорога.
Джил шла первой, и даже ее спина выражала решительность. Для себя решить Бен никак не мог решить, хорошо это или плохо.
Старая стена окружала башню и руины вокруг Вернее, когда-то окружала. Теперь она заканчивалась ровно в том месте, где скала уходила вниз крутым обрывом, утащив за собой половину надвратной арки. Бен помог Джил перебраться через завал, и они оказались на вершине.
Должно быть, когда-то эта площадка служила крепостным двором. Теперь она густо заросла можжевельником и травой, старые камни облепили мхи. В остатках стен и фундаментов можно было угадать очертания зданий, но не более того. Горько пах можжевельник. Гудел ветер, в остальном же у подножья башни царило безмолвие
— Это точно здесь? — тихо спросила Джил, и ветер сразу же подхватил и разнес обрывки ее слов.
— Другого места нет, — так же тихо отозвался Бен Хастингс. Рука его сама собой легла на рукоять револьвера, тяжелого и успокаивающе холодного.
