Наконец, формулы и термины заставили забыть об окружающем, и вызванное «знакомством» возбуждение улеглось.
Химия шла с трудом: никак не получалось понять алгоритм решения задач. Голова гудела, и я забыла о времени. Опомнилась, только когда строчки стали почти неразличимы — на улице стемнело.
Выключатель находился у двери, а настольная лампа была закреплена на кровати. Чтобы зажечь свет, нужно было встать. Я уже отодвинула стул, и тут густой сумрак прорезали два ослепительно синих луча.
Скелет поворачивал голову, следя за темной тенью, а в глазницах полыхало сапфировое пламя.
— Прокуда? — позвала я закатившийся под кровать шарик.
Меховой проказник тет же вскочил на стол и запрыгал, вереща во весь голос:
— Вижу! Вижу! Они знают! Они уйдут!
Мне показалось, что скелет пригнулся. Его взгляд метался по полу отблесками автомобильных фар, и от понимания, что забившееся в темноту существо не Прокуда, стало страшно.
— Убежал! Убежал! — веселился тот, а Вася выпрямился и затих. Синие угли в глазницах погасли и комнату пришла темнота.
Казалось, что за спиной выпускает щупальца гигантская амеба, или из тени выползает похожее на огромного богомола нечто и тянет ко мне зазубренные лапки. Хотелось бежать, но руки и ноги отказывались повиноваться, было страшно даже дышать.
Визг Прокуды вывел из оцепенения. Заорав громче него, я кинулась к двери и застыла на пороге — простая лампа накаливания под потолком рекреации показалась ослепительной.
— Что опять?
Соседи выглядели недовольными. Я их понимала — похоже, таких проблемных студентов эта академия давно не видела. Но страх подталкивал в спину, запрещая возвращаться, а крутящийся под ногами Прокуда, как заведенный, повторял:
— Видели-видели! Знают-знают!
— Ну раз видели и знают, стало быть, больше не сунуться!
Я только теперь заметила, что на диванчике под книжной полкой сидит Степанида Петровна.
— Может, отварчика успокаивающего? — кивнула он Майе, а я пожалела. что не выпила другого, того, что предлагали совсем недавно.
— Не надо. Спасибо. Мне бы узнать, что происходит…
Держать лицо было очень трудно. Но сдаваться нельзя.
— Да ничего не происходит. Тут много кого шныряет, а вы их видите. Побочный эффект, так сказать. Не бойся, эти шушерки не опасны.
— Точно? — комок тьмы доверия не вызывал, к тому же обещания защитить звучали не в первый раз. И не всегда выполнялись.
— Точно. Вася их за версту чует, будь кто серьезный… полыхал бы уже синим пламенем.
Откуда-то из глубины памяти всплыла сказка про девочку-сироту, которую отправили в лес, а она к Бабе Яге попала. Там еще куколка была говорящая. И черепа на частоколе. Кажется, они незваных гостей сжигали…
По спине пробежал холодок и меня передернуло. Заведующая улыбнулась:
— Что-то вспомнила? Небось, сказки? Афанасьев тот еще жук был.
Афанасьев… Кажется, это собиратель русских народных сказок? Вроде бы даже дома книжка есть, такая беленькая, с орнаментом. Машинально переспросила:
— А что, этот тоже на Кромку ходил?
— Где ему! — рассмеялась Баба Яга. — Но прознал про тех, кто умел, отыскивал по всей Руси-матушке и доставал расспросами. Если интересно, могу и рассказать…
Интересно не было. Что мне какой-то собиратель легенд, когда эти самые легенды живьем бегают и не дают спокойно жить?
— Зря, — на следующий день пеняла Даша. — В сказках-то вся суть Кромки.
— Так я их и так почитаю, — отмахнулась, заинтересованная больше ее манипуляциями. — Слушай, а ты что делаешь?
Даша, разложив на столе курицу, скальпелем надрезала кожу, а потом сшивала, держа кривую иголку специальными щипцами.
— Практикуюсь. Хочешь попробовать?
А почему бы и нет?
— А давай!
— Держи! — она протянула пару хирургических перчаток. — Проколотые, но это неважно — мы же курицу терзаем. Свиная кожа, конечно, ближе к человеческой, но мне нужно технику отработать, поэтому… Так, смотри, берешь иглодержатель, зажимаешь им иголку…
Острый крючок наводил небольшой страх. Я знала, что хирургические иглы изогнутые, но не думала, что их столько видов! В лоточке лежали разные: огромные, длиной с палец и совсем крохотные, с полсантиметра.
— Как в них нитку-то вдевать: — прищурившись, я всмотрелась в тонюсенькое ушко.
Вместо ответа, Даша ловко зацепила нитку за носик иглодержателя и надавила. Послышался легкий щелчок.
— Поняла? Пробуй!
Освоить эту науку оказалось легко. И тогда мы перешли к следующему этапу.
— Техник наложения швов много, это вам на уроках расскажут. Я покажу самый простой — узловой.
Даша перехватила пинцет поудобнее:
— Запомни элементарное правило: кожа сшивается с кожей, мышца — с мышцей, сосуд — с сосудом. Только так мы достигнем равномерного и полного заживления. Ну, что же ты?
А я… испугалась. Ну и что, что на столе — обычная курица, которую после опытов просто отправят на сковородку. Руки все равно дрожали. Да еще пинцет приходится держать непривычным способом.
— Ну же! — поторопила Даша и я решилась.
И потерпела фиаско — кожа порвалась.
— Вот поэтому я курицу и использую — не дает расслабиться. Прокалывай чуть дальше от разреза.
Теперь получилось лучше. Даша расплылась в улыбке:
— Отлично. Смотри, видишь, край шкурки завернулся? Так не заживет, нужно поправить… Чтобы ранка к ранке. Тогда начнется заживление. Еще?
Я помотала головой: хватит и этого. Мокрые нитки скользили, пальцы в перчатках потеряли чувствительность, даже завязать обыкновенный узел было сложно. Глядя, как Даша легко накладывает шов за швом, да еще какие-то мудреные, позавидовала: не верилось, что смогу так же.
— Как хвосты? — спросила она между делом.
— Закрываю, — покривила я душой. И заторопилась к себе: непозволительная сейчас это роскошь, терять драгоценное время.
11.4
Вася замер в углу. Не знала бы, и не сказала, что живой.
Стараясь не смотреть на скелет, открыла учебники. Занималась долго, упорно зазубривая названия костей.
— Mandibula, — прочитала по слогам и не выдержала, развернулась на стуле: — Ну, где у тебя мандибула?
Вместо ответа, Вася громко щелкнул нижней челюстью.
— Верно, — я пролистала учебник. — А турецкое седло?
Даже интересно было, как он выкрутится.
И выкрутился. Только мне стало не до смеха.
