Спустя пару дней меня забрали для допроса.
— Как ты? — спросил Джон.
Я уже очень давно его не видел.
— Хорошо!
Джон со своими коллегами обсуждали детектор лжи и пытались убедить меня пройти тест снова. Но я отказался. Я на самом деле не мог понять, почему это может быть для меня выгодно. Еще они пытались узнать у меня что-нибудь о других заключенных. Единая оперативная группа стала жестче обращаться с заключенными, допросы становились все хуже и хуже, а внезапные визиты так называемой «бригады IRF», вытаскивающей «непослушных заключенных», стали в порядке вещей. Однажды целый отряд отправили на обыск нескольких заключенных одновременно. Была глубокая ночь, когда охранники вытащили меня из камеры и начали обыск с наставленной на меня телекамерой и под присмотром контрактников. Я был не один такой, обыскивали весь блок из 48 заключенных. Отношения между арестантами и Единой надзирательной группой стали очень напряженными. Мы никак не могли изменить эту ситуацию, у ЕНГ были все карты
[39].
Во времена командования генерал-майора Данлеви было много проблем, в основном связанных с отчаянием заключенных. Бесконечные допросы. Неуважение к святому Корану со стороны некоторых охранников. Пытка заключенных в холодильных камерах по ночам (хотя этот метод использовался не так часто, как он будет использоваться во время командования генерала Джеффри Миллера). Так что мы решили объявить голодовку. Многие заключенные приняли в ней участие, включая меня. Но я смог продержаться всего четыре дня, после чего стал жалкой тенью самого себя
[40].
— Не смей сломаться, ты подведешь всю группу, — сказал мой саудовский сосед.
— Я говорил вам, парни, я соглашаюсь на голодовку, но не на суицид. Я сломаюсь, — ответил я.
Все стало только хуже, когда командование взял генерал Миллер. Он был трудолюбивым человеком. Такого точно выберут для самой грязной работы, от которой многие другие откажутся. Генерал Миллер был радикальным человеконенавистником. Он полностью изменил условия содержания в Гуантанамо. Он беспрерывно ходил по блокам и давал охранникам и следователям указания, как поступать с нами. Я не знаю, что он говорил им, но так как я был из тех, на кого направлены эти указания, я определенно чувствовал боль.
Генерал Миллер ввел некое подобие классового общества в лагере. Блоки делились на уровни. Всего их было пять. Самым лучшим был первый уровень, к которому приписывались заключенные, сотрудничающие наиболее охотно. Четвертый уровень был для изоляции как меры наказания. Пятый уровень был для людей, которые представляли большую ценность для разведки. Заключенные на этом уровне были полностью отданы на милость своих следователей, что, конечно, для самих следователей было очень удобно. Система была разработана так, чтобы постоянно держать нас на взводе. Один день в раю, следующий в аду.
Сначала, когда нам сообщили о новой системе, я был абсолютно уверен, что меня отправят на первый уровень. Но, к моему отчаянию, меня поместили в блок изгоев; это было худшее, что только могло случиться. Я не понимал, что происходит, ведь у меня никогда не было проблем с охранниками, и я всегда отвечал на вопросы своих следователей и сотрудничал с ними. Но я забыл, что сотрудничать значит говорить именно то, что хотят услышать следователи.
К концу 2002 года меня снова поместили в блок «Оскар». Команда сопровождающих появилась перед моей камерой.
— 760, резервация! — сказали они.
— Хорошо, только дайте мне пару секунд!
Я оделся, умыл лицо. Сердце начало колотиться. Я ненавидел допросы, я устал от того, что меня постоянно запугивают, я устал жить в постоянном страхе на протяжении 13 месяцев.
— Аллах с тобой! Выше голову! Они работают на Сатану! — кричал мой друг-заключенный, чтобы поддержать меня. Мы всегда это делали, когда кого-то из нас забирали на допрос.
Меня раздражал звон тяжелых цепей, я еле-еле тащил их. Людей постоянно забирали для допроса, и каждый раз, когда я слышал звон цепей, то думал, что за мной идут. Ты никогда не знаешь, что будет происходить на допросе, порой люди даже не возвращаются в блок, они просто исчезают. Это случилось с моим марокканским товарищем, и это случится со мной, как вы позже, дай Бог, узнаете.
Войдя в комнату в «Коричневом доме», я увидел новую команду во главе с агентами ФБР. Уильям познакомил меня с агентом ФБР по имени Роберт и с кем-то из Полицейского департамента Нью-Йорка, кого он назвал Томом. Вместе с ними были служащий военной разведки и молодой марокканский парень, который был не арабским, а французским переводчиком
[41].
