Я начал рассказывать ему все, что знал, особенно о моих личных фотографиях. Он откладывал фотографии, которые я мог опознать, в одну сторону, а остальные — в другую. Я объяснил ему, что компьютер использовали несколько моих коллег, и один из них изучал фотографии клиентов интернет-кафе, в том числе их личные и семейные снимки. Я был очень зол на себя, свое правительство, США и иорданцев, потому что видел, что они вторгаются в личную жизнь очень многих людей. Позже, на другом допросе, мне показали еще пару электронных писем, которыми я обменялся с Кристианом Гандзарски и Каримом Мехди. Самое смешное, что Мехди отправил мне письмо перед арестом, и правительство Мавритании допрашивало меня о нем, так что я убедительно объяснил, что в нем не было никакого злого умысла. Едва вернувшись в офис, я написал Мехди: «Дорогой брат! Пожалуйста, прекрати слать мне электронные письма, потому что разведка перехватывает их и усложняет мне жизнь». Я честно не хотел неприятностей, поэтому надеялся закрыть любую дверь, которая может привести меня к ним.
— Почему ты написал Мехди такое письмо? — спросил офицер Рами.
Я объяснил ему ситуацию.
— Нет, ты написал это, потому что боишься, что правительство узнает о твоем сговоре с ним, — нелепо ответил он.
— Ну, это сообщение было адресовано сразу и Мехди, и правительству. Я знаю, что правительство перехватывает все мои письма, и я всегда подозревал, что они видят все мои входящие сообщения, — сказал я.
— Ты использовал шифр, когда просил Мехди перестать писать тебе, — сказал он.
— Что ж, уверен, вы много раз сталкивались с шифрами в своей работе, или у вас есть специалисты, которые помогут вам. Посоветуйтесь сначала с ним, прежде чем принять решение.
— Нет, я хочу, чтобы ты объяснил мне этот шифр.
— Нет никакого шифра, то, что вы поняли, я и имел в виду.
Но у меня была еще одна проблема с иорданскими следователями. Мои письма были на немецком языке, так что американцы перевели их на английский и отправили иорданцам, которые в свою очередь перевели их с английского на арабский. При таких обстоятельствах оригинальный текст пострадал: пространство для поиска злых толкований расширялось с каждым новым переводом.
И таким интерпретациям не было конца. Летом 2001 года моя компания дала мне задание помочь с визитом мавританского президента в город Тиджикжа. Семья, которая наняла меня, была из Тиджикжи, и они логичным образом были заинтересованы в том, чтобы все прошло гладко. Мы организовали небольшой медиаконсалтинговый центр, который через интернет транслировал визит президента в прямом эфире. Компания сделала много снимков, на которых мы с коллегами запечатлены рядом с президентом. На одном из них президент стоит за моей спиной, наблюдая, как я «волшебным образом управляюсь с компьютером».
— Я уверен, что ты замышлял покушение на президента, — сказал офицер Рами.
Я не смог сдержать смех.
— Тогда почему я не убил его?
— Я не знаю. Ты скажи, — ответил Рами.
— Слушайте, если бы я пытался убить своего президента в своей стране, это не ваше дело и не дело американцев. Просто передайте меня моей стране и позвольте им разобраться со мной.
Я одновременно и злился и был полон надежд: злился, потому что США пытались повесить на меня любое преступление, неважно какое, а надеялся — на то, что они передадут меня обратно на родину, где меня казнят. Но иорданцы пытались «ловить вслепую» для американцев, и как только ты замечаешь, что следователь начинает слепую охоту, можно быть уверенным, что у него больше не осталось никаких доводов.
Хотя офицер Рами был таким злым человеком, какого только можно представить, следователем он был разумным, поэтому больше никогда не спрашивал меня о покушении на президента или о фотографиях, которые они нашли на моем жестком диске. Теперь я жалел, что не вызвал никаких подозрений и не заставил себя выглядеть виновным, чтобы меня экстрадировали обратно в Мавританию. Это была безумная и отчаянная идея, и не думаю, что мавританцы подыграли бы мне, потому они точно знали, что я ничего не планировал против президента. Но когда мое положение в иорданской тюрьме ухудшилось, я подумал о том, чтобы признаться, что в Мавритании проходит операция со спрятанной взрывчаткой. Идея была в том, чтобы попробовать вернуться в Мавританию.
— Не делай этого! Просто прояви терпение и помни, что Аллах наблюдает за тобой, — сказал один охранник, когда я обратился к нему за советом. К тому времени у меня было много друзей среди охранников, они сообщали мне обо всех последних событиях и рассказывали мне об иорданской культуре, о методах пыток в тюрьме, и объяснили, кто есть кто среди следователей.
Охранникам было строго запрещено контактировать с заключенными, но они всегда нарушали это правило. Они пересказывали мне самые свежие шутки и предлагали сигареты, от которых я отказывался, потому что не курю. Они рассказывали о других заключенных, о своих делах и личной жизни, свадьбах, детях и социальной жизни в Иордании. Из разговоров с ними я узнал почти все о жизни в Аммане. Еще они приносили мне самые лучшие книги из библиотеки, даже Библию. Я попросил ее, потому что хотел изучить книгу, которая, должно быть, сформировала образ жизни американцев. В Иордании достаточно приличное собрание книг, хотя некоторые и предназначены для пропаганды иорданского короля. Самым лучшим в книгах было то, что заключенные передавали с их помощью записки и успокаивали друг друга приятными словами, оставленными в книге. Я не знал никого из заключенных, но первое, что я всегда делал, это просматривал всю книгу и искал в ней записки. Я запомнил их все.
Охранники в основном были набраны из племени бедуинов, которые известны своей исторической преданностью королю. Они получали очень маленькую зарплату — около 430 долларов в месяц. Хотя это и считается большой зарплатой в Иордании, охранник не смог бы содержать семью без дополнительной подработки. Но, прослужив 15 лет, охранник может либо уйти на пенсию и получать половину от своей зарплаты, либо продолжить работать, получая пособие и обычную зарплату сверху. Охранники входят в состав Иорданских элитных спецслужб и проходят все возможные тренинги за границей. Женщин в спецслужбы, кстати, не берут.
Охранники должны были провожать заключенных из одной камеры в другую, в допросные, в душ или на свидания с родителями, которые проводились по пятницам. Я ужасно расстраивался, когда видел, что кто-то встречается со своей семьей, в то время как я раз за разом лишаюсь этого права. Охранники более низких рангов отвечали за надзор, один был ответственным за походы в продуктовый магазин. Каждую субботу ответственный за покупки охранник ходил от камеры к камере, записывая, что каждый заключенный хочет купить. Можно было заказать сок, молоко, конфеты, нижнее белье, полотенца — и в целом все. Если у тебя было достаточно денег, ты получал то, что заказывал, если нет, то нет. У меня было с собой около 87 долларов, когда меня отправили в Иорданию, чего, кажется, было достаточно для моих скромных покупок. Однажды, когда охранник проходил мимо с этим списком, я заметил там свое имя и статус: «Участие в террористических атаках».
