— Вы так поздно тренируетесь? — спросил я у одного из охранников.
Перед тем как он ответил, подошел другой парень в костюме, который закрывал его тело с ног до головы, как у ниндзя. Охранник посмотрел на него и, улыбнувшись, повернулся ко мне.
— Ты знаешь этого парня? — спросил он.
Я натянул деловую улыбку.
— Нет.
Тогда этот парень снял с себя маску, он выглядел как дьявол во плоти. Мне стало так страшно, что я начал смеяться.
— Ах да! Мы знаем друг друга, — сказал я.
— Мохаммад спрашивает: вы, парни, сейчас тренируетесь? — спросил охранник у Ниндзя, неправильно произнеся мое имя.
— Да! Хочешь присоединиться? Многие заключенные тренируются с нами, — сказал он язвительно.
Я сразу понял, что он говорит о пытках. Я перестал смеяться и сжал губы. Мне не хотелось показывать, что я в замешательстве, что я разочарован и испуган.
— Нет, я в порядке, — сказал я. Дьявол вернулся к своим делам, и я спросил охранника: — Почему они надевают маски для этой работы?
— Они хотят сохранить свою личность в тайне. В Иордании за такое могут убить.
Он был прав. Многих заключенных арестовывали, потому что они владели какой-то информацией, а не потому что совершили какое-то преступление, и поэтому их довольно скоро отпускали. А я жалел о том, что был в курсе этих злодеяний. Было невозможно спать под крики и плач взрослых людей. Я пытался хоть как-то заткнуть уши, но ничего не помогало. Пока проводились пытки, я не мог уснуть. Хорошо, что людей пытали не каждый день, и не всегда голоса доходили до моей камеры.
В феврале 2002 года на директора иорданского Департамента по борьбе с терроризмом было совершено покушение.
[73] Он чуть не погиб. Это было самое крупное покушение в истории исламского движения в Иордании. Кто-то заложил в его машину бомбу, которая должна была взорваться по дороге из дома в его офис. И она взорвалась. Но, кажется, произошло чудо. По дороге на работу директор захотел купить сигарет. Он решил пойти за ними вместе со своим водителем. Как только оба вышли из машины, бомба взорвалась. Никто не пострадал, но машина была уничтожена.
Следствие вышло на подозреваемого, но тайная полиция не смогла найти его. Однако с королем борьбы с терроризмом лучше не шутить: подозреваемые должны быть арестованы, и их вина должна быть доказана. Немедленно. Иорданская разведка должна была отомстить за своего шефа. Поэтому арестовали невиновного брата подозреваемого и пытали его до тех пор, пока его брат не сдался. Подразделение специального назначения отправили в людное место, чтобы арестовать невинного парня и избить его. Они хотели показать, какая судьба ждет семью, член которой пытается напасть на правительство. Парня посадили в тюрьму, где следователи пытали его каждый день.
— Мне все равно, сколько времени это займет, я буду пытать тебя, пока твой брат не сдастся, — говорил его следователь.
Семье парня разрешили навещать его, но не из гуманных соображений. Следователь хотел, чтобы родители видели, в каком положении находится их ребенок, и быстрее выдали им подозреваемого. Они были сломлены, и вскоре появилась информация, что подозреваемый скрывается в семейном доме. Поздно ночью их дом взяли штурмом и задержали подозреваемого. На следующий день его брата освободили.
— Что ты скажешь, если кто-то спросит тебя о синяках и ранах, которые я оставил? — спросил его следователь.
— Я ничего не скажу! — ответил мальчик.
— Слушай, обычно мы держим людей, пока они не поправятся, но тебя я отпускаю. Ты можешь пойти и рассказать обо мне что захочешь. Я сделал все необходимое, чтобы захватить террориста, и теперь ты свободен.
О его брате директор позаботился лично. Он избивал его шесть часов подряд. И это не считая того, что делали следователи, чтобы удовлетворить своего босса. Я узнал обо всем этом от охранников, когда заметил, что в тюрьме стало слишком много людей. Не то чтобы я видел целые толпы, но вот количество еды заметно сократилось. Заключенных постоянно перемещали из одной камеры в другую. Каждый раз, когда их проводили мимо меня, окошко в моей двери закрывали, и все чаще я стал замечать новых охранников. Ситуация начала улучшаться летом 2002 года.
К тому времени иорданцы почти завершили работать со мной. Когда офицер Рами закончил допрашивать меня, он передал мне заявление.
— Прочитай и подпиши его, — сказал он.
— Мне не нужно читать его, я тебе доверяю! — соврал я. Зачем мне читать что-то, когда у меня даже нет выбора, подписывать это или нет? Никакой судья не будет рассматривать заявления, подписанные вынужденно и в таком месте, как иорданская военная тюрьма.
Спустя примерно неделю офицер Рами забрал меня для допроса в очень красивую комнату.
— Твое дело закрыто. Ты не соврал. И я благодарен тебе за сотрудничество. С моей стороны работа окончена, но только мой босс может решить, когда тебя отпустят домой. Надеюсь, что скоро.
Я был счастлив услышать эти новости. Я ожидал их, но не так скоро.
— Ты не хочешь поработать на нас? — спросил он меня.
— Я бы хотел, но совсем не гожусь для такой работы, — ответил я, частично сказав правду и частично солгав.
Он в дружеской манере пытался переубедить меня, но я в том же тоне объяснил ему, что недостаточно умен для работы на разведку.
Но когда иорданцы поделились результатами своего расследования с США и отправили им мое дело, США взяли его и ударили иорданцев по лицу. Я чувствовал злость Дяди Сэма за тысячу миль от меня. Офицер Рами вернулся в свою старую шкуру в последние два месяца моего содержания в Иордании. Допросы возобновились. Я делал все возможное, чтобы заявить о себе. Иногда я сотрудничал, иногда отказывался. Я объявлял голодовки, но офицер Рами заставлял меня есть под угрозами пыток. Я хотел сделать так, чтобы иорданцы отправили меня домой, но у меня ничего не вышло. Возможно, я вел себя недостаточно решительно.
V
Гуантанамо
Февраль 2003 — август 2003
Первое «письмо» и первое «доказательство». Ночь страха. Министерство обороны вмешивается. 24 часа допросов. Похищение внутри похищения. Арабо-американская вечеринка.
— Правила поменялись. То, что не считалось преступлением, теперь преступление.
— Но я ничего не сделал, и неважно, насколько суровые у вас законы, я не преступник.
— Но что, если я покажу тебе доказательства?
— Вы не покажете. Но, если покажете, я буду сотрудничать.
