Антоша, между тем, как ни в чем не бывало, слил себе в кружку остававшееся в графине пиво и протянул пустую посудину официантке.
– Дорогуша! Обнови, пожалуйста!
Официантка улыбнулась и ушла.
Антоша посмотрел на чудо-сэндвич, явно примеряясь, как бы сподручней за него ухватиться.
– Секунду! – протянул руку вперед Гамигин. – Выходит, сама игра ведется на каком-то закрытом сервере?
– Ну, да. – Антоша смотрел не на демона, а на сэндвич. И все мысли его были уже внутри этой удивительной, фантастической, почти невероятной груды снеди. – Туда скачивается вся информация с интерфейса игрока, и оттуда же поступают игровые команды.
– Интерфейс игрока? Что ты имеешь в виду?
– Ну, органы чувств, разумеется. Зрение, обоняние, осязание, слух, вкус. Целостная картина мира.
– И все это уходит через GIP-сеть на неизвестный сервер?
– Ну, да.
– Это нужно для игры?
– Да вроде как нет. Честно говоря, я сам «Мифоскоп» себе в мозги не загружал. Ни разу. Даже ради пробы. Столько про него наслушался, что всякое желание пропало.
– А другие что говорят?
Антоша недовольно поджал губы. Вообще-то, он любил почесать языком. Но сейчас его интересовали не разговоры, а сэндвич. Поэтому он и нам деликатно так намекнул:
– Господа, у вас, между прочим, еда стынет. Отличная, между прочим, еда. И есть ее следует горячей. Иначе вкус уже не тот.
Но нам сейчас было не до еды. Гамигину так точно. Демон был похож на охотничьего пса, почуявшего дичь. Я же не вмешивался.
Антоша понял, что ему не отвертеться.
– Вон, возле «Изольды», – он угрюмо кивнул в сторону соседнего фальшивого окна. – Видите компанию в красных жилетах? У них и спросите. Они все на «Мифоскопе» сидят. И сюда играть приходят. Один, вон тот, что со щеками обвислыми, вообще считает себя Оскаром Уайльдом. А? Как вам это?.. Пару дней назад, ни с того ни с сего, подходит ко мне и говорит…
– Стоп!
Я поднял руку.
Антоша погнал, и его нужно было остановить.
– Где митингуют ти-кодеры?
– Они не митингуют, а пикетируют.
– Где?
– Возле дома Градоначальника. Я им говорил, что пустая затея. А они мне – надо же что-то делать. А что тут сделаешь? Или кто еще не в курсе, как Градоначальник себе на хлеб с медом зарабатывает?
– Московский Градоначальник является совладельцем компании, лицензирующей виртуальные игры, – прокомментировал слова Антоши Гамигин.
– Во! – пальцем указал на демона хакер. – А я о чем толкую? Он с каждой акцизной марки, на «Мифоскоп» наклеенной, свой рубль имеет. И что ж, он после этого станет резать курочку, несущую ему золотые яички?.. Кстати, господа, вы знаете сказку про курочку Рябу?
– Это вы к чему? – насторожился демон.
– К тому, что странная сказка-то. А? Нелогичная. Сюр сплошной, да и тока.
– Ладно, давайте поедим, – предложил я.
С одной стороны, нужно было обдумать уже услышанное. С другой – мне и самому уже не терпелось отдать должное кулинарному мастерству Аавала Семифракийского. С третьей – хотелось посмотреть, как Антоша со своим многоэтажным чудо-сэндвичем расправляться станет.
Антоша ухватил сэндвич обеими руками с двух сторон и сдавил так, что размер его почти уполовинился. И старому хакеру удалось-таки отхватить от него вполне приличный кусок. Зажмурив глаза от удовольствия, Антоша принялся со смаком пережевывать то, что оказалось во рту.
После того как Антоша откусил второй кусок от чудо-сэндвича, ему захотелось промочить горло. Но вот тут-то он и попался в ловушку, которую сам для себя устроил. Вернее – заказал. Сэндвич уже нельзя было перехватить одной рукой или положить на тарелку. Если бы Антоша хотя бы чуть-чуть ослабил хватку цепких и ловких пальцев, вся сложная конструкция сэндвича тут же пришла бы в движение и непременно рассыпалась бы, распалась на составные части, подобно рухнувшему карточному домику. А сэндвич, разложенный на составляющие, это уже не сэндвич, а, да простит меня Гамигин, черт знает что. Взгляд, который Антоша переводил с надкушенного сэндвича на отпитую кружку пива, был преисполнен смятения и тоски.
Я ел рыбу, изумительную стерлядку, и наблюдал за мучениями старого хакера. Честное слово, я не испытывал при этом садистского удовольствия, мне просто было до жути интересно, какое же решение примет в конце концов Антоша? Чему будет отдано предпочтение? Сэндвичу или пиву? Для того чтобы искусственно создать подобную логическую задачку, потребовалось бы Буриданова ослика скрестить с кошкой Шредингера. А здесь, можно сказать, натурный эксперимент. In vivo. Во всей своей жизненной красе и силе.
Антоша мучился. Антоша страдал. Антоша мысленно проклинал всех святых. Антоша готов был продать душу дьяволу. Однако находившийся совсем рядом, по другую сторону стола, представитель Его Сатанинского Величества явно не был готов пойти на сделку. Гамигин ел мясо. Не торопясь, наслаждаясь каждым кусочком. И делал вид, что не замечает Антошиных страданий. На самом-то деле ни одна мелочь не ускользала от Ансова внимания. Однако, будучи демоном крайне деликатным, Гамигин не хотел ставить человека в неловкое положение. А потому делал вид, что помимо мяса а-ля Рэдингтон его ничто более не интересует.
К моему изумлению, Антоша нашел гениальный в своей простоте выход из сложившейся непростой ситуации. Мне бы подобное и в голову не пришло. Впрочем, мне бы не пришло в голову и заказывать сэндвич, который нужно как следует утрамбовать для того, чтобы затолкнуть в рот. Антоша же отыскал взглядом официантку, обслуживавшую один из столиков, и зычно, на весь зал рявкнул:
– Девушка! Дорогая! Мы без вас пропадаем!
На Антошу оглянулись сразу все присутствующие.
Однако ж он улыбался официантке. И лишь ей одной. Это была улыбка, исполненная грусти и надежды, обезоруживающая в своей отчаянно-наивной простоте. Официантке ничего не оставалось, как только извиниться перед клиентами и быстренько подойти к нашему столику.
– Дорогая, – все так же, улыбаясь, обратился к ней Антоша. – Милая. Наполни, пожалуйста, кружку. До краев.
И ясно было, что, ежели она вдруг по какой-то там причине откажется выполнять его просьбу, Антоша примется в истерике колотиться головой о стол. Или подавится сэндвичем, отказаться от которого было выше человеческих сил, а съесть, не запивая, – невозможно.
Официантка молча выполнила Антошину просьбу. После чего была удостоена взгляда, преисполненного истинной и, я бы даже сказал, отчасти просветленной благодарности. Хотя в последнем я был не уверен, поскольку взгляд Антошин тут же утонул в кружке пива, к краю которой он припал сладострастными губами.
Благодать заполнила души страждущих.
