— Что-о-о? — возмущенно вскакиваю со скамейки. — Ты совсем ополоумел? С чего такие вопросы? Да и твое ли дело, кого я жду? Тебе-то что?
— Не психуй так, — вздыхает Принц. — Можно ведь спокойно поговорить?
— Наверное. Но не с тобой, видимо. Зачем ты мне такие вещи говоришь, не понимаю. Если с Якобом у тебя конфликт, с ним и решай. Хочешь, я пойду позову его?
Делаю шаг в сторону выхода, но Артур хватает меня за руку.
— Нет. Мне совсем не хочется сейчас видеть Якоба. Мне даже разговаривать о нем не хочется.
Артур опускается на скамью, и притягивает меня за собой, вынуждая тоже сесть. Чувствую, что меня начинает охватывать знакомая дрожь. Он так близко, что ощущаю исходящее от него тепло. И запах туалетной воды. Ненавязчивый, едва уловимый, но очень приятный. Хочется вдыхать и вдыхать, без остановки.
— Меня, наверное, Лика ищет, — произношу нерешительно. Хочется убежать, я едва могу заставить себя усидеть на этой лавке. Но в то же время, сердце замирает при мысли, что мы вдвоем сейчас. Отрезанные от мира, от праздника. Словно на необитаемом острове. И нет ничего прекраснее этой глупой фантазии…
— Не волнуйся за сестренку. Она как сайгак скачет по танцполу. Обожает танцевать, уж не знаю, в кого такая страсть. Наверное, в прабабушку, правда это слухи… — усмехается Бурмистров. — Расслабься.
Меня же охватывает любопытство.
— Твоя бабуля была танцовщицей?
— Прабабушка. Ты ее должна была заметить — такая чопорная, в жемчугах, во главе стола.
— Да, конечно. Меня представили этой даме, — невольно улыбаюсь такой простодушной характеристике. — Но кажется, я не произвела на нее особого впечатления. Она лишь кивнула, и отвернулась. Даже разговоры о спектакле, из-за которого, я, по сути, здесь оказалась, ее не заинтересовали…
— Да? Странно. Вера обожает театр. Утром она заставила меня продекламировать ей целый отрывок, — ворчливо признается Артур.
«Оказывается, он может быть таким милым!» — поневоле замечаю про себя. — Как может этот обаятельный парень в кружевной белой рубашке и темных классических брюках, быть тем, кто унижал меня перед всем классом? Угрожал мне, забрасывал шариками с краской, травил?
— Видимо, твоя прабабушка симпатизирует Веронике Соболевой, — вздыхаю я. — Возможно, считает что я получила роль Джульетты незаслуженно…
— О, точно, соглашается Артур. — Как же меня это раздражает… Так вот, — возвращается он к теме танцев. Говорят, прабабушка в пятидесятые годы жила в Париже. И танцевала в кабаре. Мне она конечно такого не рассказывала. Но слухи были…
— Это очень интересно, правда. Но тебя, наверное, Ника ищет…
— Нет, я уверен, она отплясывает вместе с Ликой, — протестует Артур. — Мне нравится болтать с тобой, Мотылек.
— Не зови меня так. Ты же понимаешь, прозвища — это неприятно.
— Странно. Это довольно милое прозвище, разве нет?
— Обидное. И вообще, что за манера всем прозвища давать? — спрашиваю хмуро.
— Серьезно? — смеется в ответ Артур. — Разве ты за глаза меня не зовешь Принцем? А Нику — Барби?
— Да… Откуда ты знаешь? — теряюсь от его прямоты. — Но в лицо такого не говорю, понимаешь? Это большая разница! — нахожу нужный ответ и облегченно выдыхаю.
— А по мне — никакой. В лицо — даже честнее. Милый, растрепанный, злющий как оса, Мотылек, — хохочет Артур, уклоняясь от моего кулачка, которым пытаюсь стукнуть его по руке.
Я и правда растрепана — понимаю это и жутко смущаюсь. А все дурацкая привычка запускать руки в волосы, взлохмачивать их. Пока сидела здесь пытаясь разобраться в мыслях… о Боже, как стыдно! Я, наверное, как чучело выгляжу!
Вскакиваю и пытаюсь пригладить волосы, но без расчески ничего не получается, они лишь еще больше приходят в беспорядок.
— Эй, успокойся, — посмеивается надо мной Артур. — Подумаешь, волосы.
Он снова хватает меня за руку и притягивает обратно на скамейку. Покорно сажусь, чувствуя, как горят щеки.
— Тебе холодно? — неожиданно спрашивает Принц.
Я и правда ощущаю одновременно жар и озноб. Да что ж такое? Почему на меня так ненормально действует его присутствие?
— Нет, с чего ты взял? — спрашиваю раздраженно. — Только голова немного болит и спать хочется. Не надо было пить шампанское…
— У тебя руки ледяные, — хмурится Артур. И кладет ладонь мне на лоб. Его ладонь тоже прохладная… Так приятно. По шее бегут мурашки, словно от внезапного порыва холодного ветра. Кажется, нет сил отстраниться от этого прикосновения, чувствую себя ничтожно слабой, зависимой… и все же отстраняюсь от его руки.
— Ты горишь, Мотылек. Похоже, у тебя температура.
— Глупости. Просто голова разболелась… Я пойду.
Встаю со скамейки и направляюсь к выходу из сада. С каждой минутой все сильнее ощущая слабость и головокружение.
Просыпаюсь, подскакиваю на чужой постели не в состоянии определить, где нахожусь. Сразу понимаю, что это не та комната, куда меня поселили вчера. Ничего девичьего и розового, строгий, и в то же время помпезный дизайн, а постель, в которой лежу — просто огромная… А еще, я вся мокрая, словно меня кто-то облил во сне… На мне ночная рубашка, моя, но вот как переодевалась вчера, снимала платье — хоть убей не помню. Последнее воспоминание — разговор в беседке с Принцем. Надеюсь, это не он меня переодел! Выбираюсь из постели, встаю — ноги дрожат. Поеживаясь от холода, хожу по комнате. Не могу сообразить, где моя сумка, вещи… Как мне выйти отсюда?
Пока я в панике оглядываюсь по сторонам, в комнату заходит Анна Григорьевна.
— Василина, зачем ты выбралась из постели? — возмущенно восклицает она.
— А что такое? Мне нельзя встать? — удивляюсь в ответ.
— У тебя вчера температура была под сорок! Быстро в кровать! Я лекарства принесла. Ты вчера такой переполох устроила. Испортила праздник!
— Чем испортила? — недоумеваю.
— Чуть ли не в обморок грохнулась! Прямо на пол, посреди зала! Хорошо Артур оказался рядом и подхватил… Отнес в ближайшую комнату… Потом наверх, когда тебя врач осмотрел. Можно сказать, деточка, тебя весь вечер носили на руках! А девушка Артура, Ника, громко этому возмущалась! Ужасно невоспитанная особа. Не понимаю, почему ее так любит мать Аристарха Александровича! Весь вечер с этой Никой шушукалась, а меня едва парой фраз удостоила! — возмущенно фыркает бабушка, а затем возвращается к теме обморока. — Все суетились, переживали. Хорошо, что у Бурмистровых семейный врач есть. Он был на празднике. Но за лекарствами Дмитрию Аристарховичу пришлось в ближайший поселок ехать. И он был от этого не в восторге. Но оказался единственным, кто не выпил. Сегодня на завтраке так зыркал на меня, — последняя фраза выходит особенно ворчливой.
Мне ужасно неловко слушать бабушкин рассказ. Молодец, Василина, умудрилась снова оказаться в центре внимания! Ну вот за что мне это все?!
