«Когда ты понял, что любишь меня, Артур?»
Можно задать ему этот вопрос… Но признания в любви не было. Ни с его стороны, ни с моей. Были поступки. Прогулки. Поверхностная болтовня. Нежность. Поцелуи. Но не признания.
Может Принц не из тех, кто говорит такие слова? Да и я не могла первой признаться, хотя любила безумно. Полностью пропала, растворилась в этом парне. Понимала, если он получит желаемое, а потом бросит — это меня разрушит… убьет.
Вот и молчим оба как партизаны. Сходя с ума от желания прикасаться, изучать, целовать. Ласкать, чувствовать. Но Артур держит дистанцию, не позволяет себе большего, нежели поцелуи и объятия.
Как бы мне хотелось поговорить об этом с Лизой! Тем более, в день помолвки родителей, оставшись на ночевку, подруга рассказала о том, что у нее произошла близость с Матвеем. Во всех подробностях. Как было больно, и в то же время потрясающе, волнующе, как нежен и терпелив был Матвей, и насколько изменились их отношения, стали гораздо ближе, доверительнее. Слушала, и радовалась за подругу. Как же мне хотелось поделиться в ответ! Счастьем, чувством всепоглощающей влюбленности, страхами… Но так и не смогла начать. Снежный ком продолжал расти, а я становилась заправской лгуньей.
И в результате — потеряла подругу.
Наверное, так должно было случиться. Я это заслужила.
Артур взял меня с собой в место, где собираются гонщики. Он не хотел, говорил, что мне там не понравится, что парни, гоняющие на байках, слишком грубы для такой нежной натуры, но мне было ужасно интересно. Компания оказалась большой, человек тридцать, разношерстной и очень шумной. В основном парни, некоторые намного старше нашего возраста. Я испуганно и смущенно жалась к Принцу, не отпуская его руку.
— Новая девушка, Артур? — подошел к нам один из бородатых байкеров в черной косухе.
— Ага.
— Симпотная крошка. Представишь?
— Василина.
— Очень приятно, — роняю смущенно.
— Я — Серьга. Хочешь прокатиться? Твоему-то больше не светит. Раздолбал свою машинку.
— Нет, спасибо.
— Ну как знаешь, — Серьга откланивается с деланой любезностью. К нам подходили и подходили новые лица, кто-то спрашивал обо мне, кто-то игнорировал и болтал с Артуром. Особенно неприязненные взгляды ловила со стороны женского пола. А потом увидела подъезжающего Матвея. Позади сидела девушка, рыжие волосы развевались на ветру. Внутри все сжалось. Понимаю, что опоздала. Не успела рассказать, покаяться перед подругой, выложить как на духу то, что так долго скрывала. Причины были: отвлекали родители, за которых мы радовались, обсуждали дальнейшие планы, подготовку к свадьбе. Да и сама Лиса с вечными проблемами в отношениях, зачастую ей было не до меня. Но на днях я решила твердо — хватит юлить. Мы договорились на ночевку в нашем доме, в субботу. Сегодня пятница. Всего дня не хватило, чтобы спасти дружбу…
В тот момент в моей душе все еще теплилась надежда, что Лиза поймет. Но как только она увидела меня, стоящую за руку с Принцем, на лице отпечаталось такое презрение! Сделав шаг к подруге, я замерла на месте. Лиса повернулась ко мне спиной, словно мы незнакомы.
Так больно стало, так обидно!
Да, я жалкая врушка. Она всегда душу передо мной выворачивала, всем делилась. А я — не смогла! Что ж теперь, казнить меня за это? Глубоко вдохнув, подхожу вплотную к Лисе. Беру за запястье, тяну на себя, требуя повернуться. Но подружка вырвала руку и посмотрела с отвращением.
— Лиза! Пожалуйста, давай поговорим!
— О чем?
— Пожалуйста, не обижайся! Отойдем…
Но Лиза отворачивается и уходит. Мы привлекаем внимание. Несколько парней и девушек уставились на нас, словно ждут, когда вцепимся друг в другу в волосы. Наверное, решили, что парней не поделили или что-то в этом роде. Все это неприятно, неправильно… не представляю, как выбраться из этой ситуации.
— Эй, помочь, Мотылек? Хочешь, поговорю с твоей Лисой? — последнюю фразу Артур произносит едва слышно, на ухо.
Я и не заметила, как подошел, настолько сосредоточилась на подруге, ловила каждую эмоцию, в надежде как-то исправить то, что натворила.
— Эй, рыжая, — кричит Бурмистров, не дождавшись моего ответа. — Иди сюда, разговор есть.
— Сам подойди, если надо, — хмуро отвечает за Лизу Матвей, притягивая подругу рукой за шею — Че раскомандовался, Бурмистров?
Артур хватает меня за руку и тащит за собой к Лисе. Подходим вплотную.
— Давай, пошли, Мотя. Не будем мешать девочкам. Подружкам поговорить надо, не видишь?
Лиса пожимает плечами и выворачивается из навязанных объятий Матвея, тот направляется к Бурмистрову. А мы отходим от парней подальше.
— Прости, Лиз. Я должна была тебе рассказать… — переминаясь с ноги на ногу, начинаю свою покаянную речь.
— О чем? Что здесь будешь? Так и я не предупредила… Не думала, что тебе это интересно. И уж тем более не ожидала, что гонки любишь, — ехидно отвечает Лиса.
— Про Артура… про него не сказала.
— Что теперь ты его Барби?
— Нет! Ты что! Какая я Барби…
— Да такая, Василин. Даже если не хочешь — придется… соответствовать. Давно с ним мутишь?
— Нет…
— А поточнее? Что-то уж больно рожа у тебя, подружка, виноватая.
— На Новый год…
— Болели вместе? Знаешь, противно! Получается, ты мне долго и нагло врала. Столько скрывала. В то время как я, дуреха, все тебе вываливала, всем делилась, считая, что у нас взаимное доверие, дружба.
— Не специально же молчала! — почти кричу от отчаяния. — Не хотела, так получилось! Стеснялась я… Не верила Артуру.
— Ну так и правильно! И сейчас зря веришь.
— Ты его не знаешь!
— Это ты не знаешь, а я с Бурмистровым в школе с первого класса. Он бабник, всегда таким был. Ты оказалась крепким орешком, сопротивлялась, не стелилась. Понятное дело, ему стало интересно…
— Вот поэтому-то тебе и не сказала! Ты бы отговаривала, убеждала, что он плохой.
— Он хороший. Но тебе будет плохо.
— Пусть. Я готова.
— Ну-ну. Посмотрим. Только ко мне не приползай, ок? Не хочу это видеть. И дружить с той, кто меня ни во что не ставит… не могу.
— Мы скоро родственниками станем. Давай хоть ради родителей…
— Ой, я тебя умоляю. Мы взрослые люди, Василин. И я ни перед кем стелиться не буду. Скоро к Матвею перееду. Вместе жить будем. Так что ваш дом мне не интересен, как и сестренка названная — врушка.
— Да? Ну рада за тебя, — отвечаю, изо всех сил изображая равнодушие. Сердце сковал ледяной холод, голова трещит. Меня даже тошнит. Нет больше сил выносить упреки, обиды. Понимаю, что неправа. Но не ожидала, что приговор будет настолько суровым. Меня вычеркнули, сразу, без вариантов. Ощущение, что Лиса ждала повода, чтобы прекратить нашу дружбу. А если так, то смысл ее удерживать? И как? Что еще нужно сказать, как извиниться, чтобы она простила скрытность и трусость? Никогда не чувствовала себя более паршиво. Хочется разреветься, но это будет уж совсем позорно. Тем более у Лисы в глазах ни слезинки. Она выглядит равнодушной и немного злой.
