— Завали.
— Откуда столько страсти, чувак? А как же Никуля? — издевательски спрашивает Якоб.
— Да пошел ты.
— Говорил же, предупреждал, что проблемы с Никой будут. Так просто от тебя не отвяжется.
— Захочу — убежит вприпрыжку. И эта тоже, стоит захотеть — моей будет.
— Ох, сомневаюсь, дружбан. Видно, что слишком зажатая. Наверняка девственница. Такие обычно дают только после замужества. Или ты готов даже на такой шаг?
— Что за бред. Отвали, Штаховский. И без того тошно.
— Ого, какие переживания!
— Абсолютно нет.
— Хочешь пари?
— Не хочу. Они у тебя всегда мерзкие.
— Ну и что? Зато веселые. — Усмехается Якоб.
Не помню, как Штаховский развел меня на проклятый спор о Василине. Потащил к бару, я не сопротивлялся, борясь с желанием послать его к черту и броситься вдогонку за странной девчонкой, поцелуй которой оказался так неожиданно сладок. Аж взорвал меня. Все тело горело жаждой. Захотел ее сегодня, стоило только увидеть. Разительный контраст с повседневной школьной одеждой. Макияж сделал ее глаза удивительно выразительными, а пухлые губы — невероятно желанными. Стараясь заглушить возбуждение, опрокидываю в себя стопку за стопкой. Голова становится тяжелой, мозг затуманен алкоголем. Несу какую-то чушь, пытаясь выглядеть крутым перед другом и сам не замечаю, как соглашаюсь на идиотское пари…
Три года прошло после окончания школы. А воспоминания до сих пор не дают покоя. Душат, изводят, особенно по ночам. С того дня, как Василина разорвала нашу связь, моя жизнь с каждым днем все быстрее несется под откос. Впрочем, я даже не пытался остановить эту гонку. С тех пор как Мотылек уехала, я все сильнее увязал в болоте безысходности и тоски. Ненавидел себя за то, что потерял эту девочку. А за то, что не мог забыть и продолжать жить дальше, как ни в чем не бывало — ненавидел во сто крат сильнее.
Всего несколько фотографий, вот все, что осталось на память о той, которая украла мое сердце и сбежала, не оставив мне ни единого шанса. На что? Сам подумай, Бурмистров, увещеваю себя день за днем. Она не для такой сволочи как ты. Но смириться не получается.
Прости, Мотылек, что был уродом последним, обидел тебя жестоко, потому что разрывало меня от желания быть с тобой, быть в тебе, гормоны орали возьми ее, а сердце приказывало: заботься, оберегай, от себя в первую очередь… Запутался в чувствах, не смог вовремя разгрести собственное дерьмо…
Закрываю глаза и снова оказываюсь, в миллионный раз, в проклятой «Бездне». Передо мной красивая, как принцесса, девушка, танцующая в одиночестве. Легкая юбка, ажурный лиф платья подчеркивают каждое движение стройного тела. Облако темных, ниспадающих локонами волос. Скромно потупленный взор… Восхитительная, невинная, как маленькая фея. Не осознающая своей власти над мужчинами. Уже не ребенок, но еще не женщина. Мотылек относилась к особенной категории женской красоты. Было что — то, присущее только ей. Что — то царственное и гордое, изящное. Ей плевать на всех. Она была настолько особенной, что иногда я чувствовал себя порочным уродом, истекающим слюной при мысли о ее невинном теле. И в то же время был готов на все, лишь бы сохранить ее наивность и чистоту. Или чтобы вызвать ее улыбку. Заглянуть в проницательные глаза, цвета топаза. В середине каждого зрачка таилась золотистая искорка, от которой, казалось, исходило сияние, подобное лучам солнца. Доброта этих глаз могла согреть замерзшего путника в любой, самый лютый мороз.
Да, все началось как игра — из желания заставить маленького ангела обратить на себя внимание. Подкупила ее смелость, стойкость, и одновременно — хрупкость и уязвимость. Как же больно вспоминать начало нашего знакомства! Я, здоровенный детина, стою перед всем классом и запугиваю маленькую невинную девочку. Но мелкая пигалица стоит, выпрямив спину и вздернув подбородок, всем своим видом бросая вызов. Шарики с краской, кулон, который явно очень дорог ей — только подонок мог вести себя так жестоко. Василина разбудила во мне целый вулкан скрытых страстей. Мне одновременно хотелось и причинить боль, и в то же время умолять о прощении.
Но вскоре игра переросла в нечто более горячее и дикое. Я стал одержим ею. Хотелось видеть постоянно. Сходил с ума от мысли, что она может кем-то увлечься. Изводил себя, думая, каким дураком был, что поверил идиотке Соболевой. Все в один момент к этой глупой блондинке отмерло. И в образовавшуюся пустоту влетел мотылек… Сначала щекотал крылышками, и от этой нежности по телу разливалось тепло. А потом ее крылья будто стальными стали. И каждый взмах болью отдавался. Но сладкой. Я приветствовал эту боль.
И вот я уже готов ради нее на все. Даже Ромео стать и выслушивать насмешки друзей. Куда б ни шел, на кого бы ни смотрел — везде она. О проклятом споре забыл даже. Не ассоциировал свою Василину с тем вечером в ночном клубе. Все в башке перемешалось. Наверное, это и есть любовь. Когда чувства постоянно меняются, когда ты — не ты. Не узнаешь себя и не понимаешь. Не до логики, не до амбиций. Растворяешься в человеке. И думаешь лишь о том, как стать ближе.
А я близости безумно хотел. Только об этом и думал. Пытка. Но тоже сладкая. Предвкушение, ожидание. Внутренний запрет. Дождаться момента. Рассказать правду. Признаться, вымолить прощение. И с каждым днем рос страх — а ну как не простит меня Мотылек? Отвергнет?
Поначалу мне было нужно, чтобы она меня захотела. Как бы не умирал от желания снять с нее трусики и возбуждать это восхитительное, сладкое девичье тело языком, пока она не начнет умолять лишить ее девственности… должен был дождаться. А когда это время пришло, и Мотылек буквально требовала меня… план с треском провалился, потому что я понял, что влюбился по уши. И в один момент все потерял…
Узнав, что я натворил, дед пришел в ярость. «Эта не девушка на одну ночь! — орал гневно. — Разве ты этого не понял? Ты заставил ее страдать!»
Дед, Таисия, родители — все оказались глубоко потрясены этой историей. Нет, они не демонстрировали мне свое презрение… Но я чувствовал, что сильно упал в их глазах. Я ощущал себя в собственной семье парией, изгоем. Вскоре дед уехал жить за границу — помирился с бабушкой. А она возвращаться в Россию не желала. Я же думал лишь о том, чтобы поехать вслед за Мотыльком, но не мог узнать адрес… Как ни бился. Пытал Лису, умолял Таисию… Но дамы были — кремень. Даже в школе, зная кучу лазеек, учителей, возможностей для подкупа… Не смог добиться. Меня словно отсекли от Мотылька бетонной стеной. И я безуспешно бился об эту стену, разбивал руки в кровь, топтал свою гордость, самолюбие. Но так ничего и не добился…
Ни единого шанса. Меня оставили в одиночестве, наедине с разъедающей болью и разрушающим желанием. Моя самая большая потеря. Нереализованная фантазия.
Губы растягиваются в невеселой улыбке. Стягиваю майку и провожу пальцами по шраму на правом боку, на всю жизнь останется со мной напоминание. Моя глупость. Упрямство. Я дорого заплатил за них. Иногда думал — не выживу. Иногда даже молил об этом. Но сразу в голове всплывала она — девочка, которую жестоко обидел. И тогда я говорил себе — ты все это заслужил, парень. Как бы я хотел загладить вину перед ней. Повернуть время вспять. Да кто не мечтал о таком хотя бы раз в жизни? Кто сумел родиться сразу с крепким умом и железной логикой? Прожить свой век без ссадин и шишек? Точно не я…
