— Не забывайся, — ставлю нахала на место. — А то и от меня огрести можешь.
— Повинуюсь, Принцесса. Могу я поухаживать? Что вам положить?
У всякого притворства есть границы, и кажется сегодня я достигла своего предела. На протяжении всего застолья старалась выглядеть беззаботной, непринужденной, смеялась над каждой шуткой Якоба (а он и правда умел пошутить, и в этот день был особенно остроумен). Короче, делала все напоказ и ненавидела себя за это. Но не могла иначе. Артур не сводил с меня взгляда несколько часов подряд. Ничего не ел, и, кажется, медленно напивался. Таисия озабоченно погладывала на брата, что-то шептала ему на ухо… Каюсь, я наблюдала украдкой, бросала мимолетные взгляды. Этот мужчина по-прежнему манил меня, как огонь притягивает мотылька. И я ничего не могла с этим поделать. Точнее, пока — могла. Я тоже налегала на шампанское, и вскоре мне было на самом деле весело, и чем тяжелее становился взгляд Артура, направленный на меня, тем сильнее я хихикала. Впрочем, на спиртное налегали все. Компания оказалась шумной, веселой и креативной — после еды пошли какие-то игры, соревнования, фанты. Мы с Якобом участвовали почти везде. Вот кто почти не пил, так это Штаховский. Он словно нянька не отходил от меня ни на шаг, следил за каждым движением. Был ужасно мил и предупредителен.
Потом было вечернее чаепитие. От подвижных игр на свежем воздухе почти весь алкоголь из меня выветрился, немного болела голова. Я спросила у Натальи про аптечку и отправилась на кухню. Начальница, в свою очередь, попросила меня захватить оттуда клубничный штрудель. Обслуживающий персонал к этому времени уже уехал.
Выпив таблетку, достаю еще теплый штрудель из духовки, выкладываю на блюдо, отыскиваю на полке сахарную пудру, щедро посыпаю пирог. Подумав немного, добавляю несколько ягод свежей клубники, и веточки лайма. Не знаю, почему именно в этот момент во мне проснулась тяга к дизайну. Возможно, просто хотелось побыть одной. Машинально замачиваю в раковине противень. Начинаю мыть его, не отдавая себе в этом отчет. Хлопоты на кухне всегда помогают мне отвлечься. Встаю на табуретку, чтобы вернуть на место сахарную пудру, и в этот момент за спиной раздается голос Артура.
— Не помешал?
Мне стоит огромных усилий не свалиться с табуретки. С ужасом думаю, что платье достаточно короткое, и Бог знает, какой вид открывается сейчас перед Бурмистровым. Я сквозь землю готова провалиться!
Оборачиваюсь, холодно оглядывая непрошенного гостя.
— Что тебе здесь нужно?
— Ты не слишком гостеприимна. — Артур протягивает мне руку. Тоже мне, рыцарь нашелся. Игнорируя этот галантный жест, неуклюже слезаю сама.
— Что ты здесь делаешь? Пирог испечь решила? Помочь?
— Мне не нужна твоя помощь. Ни в чем. И я не пеку. Всего-лишь выложила пирог на тарелку.
— У тебя кончик носа в муке, — не обращая внимания на мою холодность, Артур протягивает руку к моему лицу, но я уворачиваюсь.
— Наверное это пудра… пирог посыпала… — бормочу смущенно, делая шаг назад. Беру салфетку и вытираю лицо. От мысли что Артур едва не прикоснулся ко мне, все тело покрывается мурашками. Он нестерпимо волнует меня. Едва вошел, кухня словно уменьшилась в размерах.
Артур бросает на меня внимательный пристальный взгляд, точно сканером проходится. Затем делает несколько шагов и подходит вплотную.
— Я тебя смущаю? Пугаю? — спрашивает мягко. Его теплое дыхание ласкает мне щеку. — Почему? Неужели ты до сих пор зла на меня? Я думал ты все позабыла… И больше не болит.
— Нет, не смущаешь, не пугаешь, не болит, — тараторю низким приглушенным голосом. Но это ложь. У меня все болит от этой неожиданной близости к нему. Нет сил отвечать на его вопросы. Правду все равно не смогу сказать, а ложь — противна. — Мне нужно отнести пирог, пропусти, пожалуйста. Поворачиваюсь к столешнице, чтобы взять блюдо, но сильные руки сжимают мои предплечья. Чувствую дыхание Принца на своем затылке. Глубокое, тяжелое. Он подошел вплотную, грудной клеткой прижался ко мне… кажется, он возбужден. Паника накрывает меня с головой.
— Убери руки! — напрягаю плечи, пытаюсь оттолкнуть его, но грудь Артура неподатлива, как ствол дуба.
— Мы должны поговорить, Мотылек, должны… — Он резко замолкает и убирает руки. Его капитуляция настолько неожиданна, что я чуть не падаю. Разворачиваюсь к нему, собираясь потребовать объяснений. Что это за внезапная игра, прилив ностальгии, или что там еще? Как он смеет снова играть с моими чувствами? Но слова застревают в горле, когда вижу взгляд Бурмистрова — полный глубокой тоски. Мы стоим неподвижно и тишину разрывает только наше отрывистое дыхание.
Артур стоит, не произнося ни слова, склонив голову и пытливо вглядываясь мне в лицо. Застыв, вслушиваюсь в звук его дыхания, разглядываю его лицо, впервые с момента встречи не таясь, не скрывая интереса. Темный загар покрывает его лицо, словно он только вернулся из какой-нибудь жаркой страны, типа Египта. Мелкие морщинки в уголках глаз — словно за три года Принц повидал полжизни. Или так тосковал без меня? Как бы мне хотелось в это поверить, но разве смогу? Бурмистров, в свою очередь не сводит взгляда с моего лица. Так и стоим, дыша в унисон, словно слившиеся в единое целое. Облизываю пересохшие от напряжения губы — Артур следует взглядом за этим движением. Мы стоим слишком близко друг к другу. Я почти слышу, как бьется его сильное сердце. Почти ощущаю теплый мужской запах его кожи. Меня начинает колотить — настолько потрясена тем, что все это так меня волнует. Как огромно желание наклониться к нему еще ближе. Вдохнуть его запах полной грудью. На глаза набегают слезы. В безотчетном порыве остановить их, поднимаю руку, и совершенно случайно задеваю пальцами ладонь Артура. Едва заметное прикосновение, но в тот же миг, где‑то в животе, словно светлячки, начинают пульсировать горячие искорки.
Миг заряженной электричеством тишины.
— Ты ничего не забыла. Теперь я это знаю.
В эту минуту у меня нет сил на отрицание, хотя в душе кричу, что он не прав. Ему хочется так думать. Хочется навсегда остаться принцем для меня, понимаю. Но все это в прошлом. Он должен уяснить. Вот только как? Как убедить его в этом? Если он до меня и пальцем не дотронулся, а я уже с ума схожу, мучительно ощущая его тело, его жар и твердость. Собрав последние остатки самообладания, притворяюсь спокойной, равнодушно произношу:
— Наверное, ты заблудился? Как забрел на кухню? Уж точно не твоя территория.
— Почему ты так решила? Может, я следил за тобой? Не кажется, что у меня есть на это причины? Хоть ты явно другим мужчиной заинтересована… я ничего не забыл. Все еще помню, что было между нами. Есть то, о чем мы не договорили…
От его глубокого вкрадчивого голоса мое тело пронзают тысячи игл.
— А я не помню, уж прости. Все забылось, столько времени прошло. Если хочешь, можем друзьями быть…
— Очень хочу.
— Только друзьями, не больше, — вырывается у меня, и тут же краснею, понимая, как глупо звучит это уточнение. Чувствую себя идиоткой. Тем более что Бурмистров стоит и тихонько посмеивается надо мной. А я могу лишь стоять, как воды в рот набрала, ненавидеть себя за порывистость, за глупость, и в то же время осознавать, как же соскучилась по его смеху, его улыбке. Теперь он совершенно неотразим. Интересно, мне показалось, или в его смехе чувствуется изрядная доля горечи? Можно ли даже на секунду предположить, что он сожалеет, страдает по мне? Эти вопросы невольно проносятся в голове. Но тут же отбрасываю опасные мысли, и пытаюсь прошмыгнуть мимо.
