А вот тут мне стало по-настоящему интересно. Что все это значит? Схема отмывания денег? Но деньги не отмывают в месте, от которого придется отмывать снова. Лебезящий директор после небольшого нажима с моей стороны все-таки называет мне имя. И тут волосы на голове начинают шевелиться. Ничего себе картина маслом…
Но даже то что я узнал, пусть и шокированный, я не могу отказаться от своей покупки. Мне предлагают даже бесплатно троих — не ведусь. Да, я приехал развлечься. Но раз судьба столкнула нас с Белоснежкой… наверное, это что-то значит.
К чему я оказался не готовым, так это к пронзившей сердце боли от понимания, как изменилась за время моего отсутствия Лиза. Она была невинной, я стал ее первым мужчиной. А потом все похерил своей нерешительностью и злостью. Что-то доказать хотел, может наказать ее за какие-то грехи. А в результате все бумерангом в меня прилетело, в ту секунду когда в борделе ее увидел. Как она могла так низко пасть? Что за человек ее муж, если допустил такое. Меня режет на части мысль, что возможно она длинный путь после меня прошла. Что ее заставило прийти к такому? Что она творила все это время, пока я скитаясь, чуть ли не как на божество на нее молился.
Забираю свою покупку, заглядываю ей в лицо и понимаю, что она ничуть не изменилась в одном. Такая же дерзкая, безумная, безбашенная сучка.
Только игры стали взрослее, жестче.
Сумма которую я заплатил — неподъемная, нереальная, можно сказать я снова банкрот, и не понимаю зачем это сделал… И еще не известно как дальше пойдет… с тем кому я дорогу перебежал. Он вряд ли все на тормозах спустит. Плевать… все равно, даже одно то, что Лизка сейчас рядом, в моей машине, заставляет все вокруг сиять новыми красками. Они ярче, воздух слаще… Бля, да я романтик, оказывается. Осталось только на колено опуститься и признаться, что люблю… Вот только…
Мы прос**ли свою любовь. Вытрахали себе все мозги противостоянием, попытками доказать кто круче, кто достоин позволять себя любить. Мы не только свою жизнь прое**ли, но и чужую уничтожили…
Теперь лишь осталось проверить, как далеко готова зайти бывшая богиня Рублевки?
Вот только проверяльщик из меня по факту херовый выходит. По контракту — один половой акт и я должен отпустить девушку. Понимаю, что не смогу отпустить. У меня остается все меньше времени на то, чтобы выяснить, что происходит в голове у Брейкер. Насколько извращенна и порочна теперь ее суть. А она выглядит как ангел невинный. Смотрит своими огромными топазовыми глазами, точно молит — возьми меня. Как же хочется верить, что это не игра. Что я действительно все еще дорог ей. Но поверить в подобное практически невозможно.
Белоснежка выглядит доведенной до отчаяния. Мне иногда кажется, что она вот-вот упадет передо мной на колени и будет умолять взять ее. Неужели этот взгляд полный тоски может лгать? Я уже ни в чем не уверен.
От отчаяния, притаскиваю в дом бабу. Самому противно, даже больно. Но даже это не взрывает Лизку. Все еще держится. Даже уважение вызывает.
Никогда не знал, что ожидать от этой девчонки. Застав ее в постели с Кармен, думал свихнусь. Одновременно от желания, ревности и возбуждения. Бля, зачем все это, Лиз? К чему мучаем друг друга? Вопрос риторический. Оба видимо слишком гордые, ни один не признает поражение.
Теперь вот еще и Кармен на мою голову. Я и подумать не мог, что она лесбиянка. Или би, если честно, я вообще об этом ни на секунду не задумался, когда на улице помог от шпаны отбиться и переночевать пустил… Но ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Я ей кров — она же в ответ трахнула мою… Мою кого? Покупку? Любимую?
— Снова нажрался, — как сварливая жена встречает меня Кармен. — Сколько будешь свои чувства вискарем да текилой заливать?
— Ты психологом заделалась, Кармен? — отвечаю резко.
— Для того чтобы понять, что между вами происходит диплом психолога не нужен.
— Да ты что? Может поведаешь, что между нами? Почему я так веду себя? Неправильно, по-твоему.
— Потому что ты жалкий трус. Тебя пугают чувства, которые вызывает в тебе эта малышка. Боишься, что снова будет больно. А будет — обязательно. Вот и мучаешь ее и себя. Поэтому и не прикасаешься к ней. Понимаешь, что если хоть раз уступишь — больше не сможешь держаться на расстоянии. Не нужна — отпусти. Я заберу ее себе. Залечу все ее раны…
Вот это да, ну и тирада. Тебе бы, Катерина, книги писать. Но вслух лишь спрашиваю с ухмылкой:
— Думаешь, получится сделать из нее лесбиянку?
— Уверена, у меня получится любить ее. Ей лишь это нужно. Чтобы ее любили.
Разворачиваюсь и ухожу, хлопнув дверью. Наизнанку этот разговор выворачивает. Бесит. Не понимаю, как поймав Брейкер в ловушку, будучи ее хозяином, вместо того чтобы отомстить и насладиться победой, чувствую себя веревками опутанным. Влюбиться — что может быть хуже? Только влюбиться в суку. Раньше думал, что лучше прострелю себе башку, чем позволю этому случиться. Так что изменилось теперь?
Вваливаюсь в свой любимый бар и методично напиваюсь там весь вечер. Домой — ноги не идут. И как я попал в эту ситуацию? Дома две бабенки ждут, и каждая по-своему оголяет мне нервы. Играет на них, издевается. Поэтому снимаю номер в ближайшей гостинице. Отсыпаюсь и снова пью. Я зверею от желания… вот только запрещаю даже глубоко внутри озвучить его. Я хочу Брейкер… Хочу… До одури хочу. Как никого и никогда в этой жизни. Да что ж это такое-то, а? Мало мне Скорос, ужасный, самый неправильный выбор какой я только мог сделать… Но Брейкер — иссушающая, убивающая Медуза-Горгона. С ангельским личиком и глазами полными боли… Нет, ни за что не позволю ей взять верх.
Подходит к концу третий день моего отшельничества. Я принял решение. И оно не понравится никому. Оно мне самому поперек горла. Но я запрещаю себе думать об этом.
* * *
POV Леа
После всплеска страсти, поддавшись эмоциям и позволив Катерине ласкать меня, я ощутила еще большее отчаяние и безнадежность. Я ушла к себе, спать с Кармен мне теперь было неловко — как бы глупо это ни звучало. Всю ночь не могла уснуть, напряженно размышляла что же дальше. Теперь как никогда мы были далеки друг от друга с Якобом. Секс… Теперь я начала думать о том, что возможно до этого у нас и не дойдет. И что возможно Якоб лишь благородно помог мне по старой памяти. И от этих мыслей в груди что-то теплело и отчего-то становилось трудно дышать… Если это так, испытывает ли ко мне Якоб хоть толику симпатии? Я не знала. И боялась. Потому что чувствовала — внутри, вопреки всем табу, приказам и нашему прошлому, взаимной ненависти что-то было еще. Глубокое и нетронутое. Спрятанное в самом укромном уголке, в который я боялась заглядывать. Застав нас в постели с Кармен, он не произнес ни слова. Досмотрел до конца представление, наверное, до самой последней моей судороги, а потом развернулся и ушел. Я слышала его тихие шаги. Не могла говорить, мне хотелось побежать за ним, объяснить, что не хотела этого, что он вынудил своим безразличием… А потом отругала себя за идиотские мысли. Почему мне привиделись одиночество и тоска в его глазах, в тот момент, когда он смотрел на нас? Почему я придумала, что в них плескалась боль? Что он хочет быть со мной, но отчего-то не может?
